Графоманы
Шрифт:
Напряжение возрастало. Не только Елена, но и друзья инженера почувствовали приближение чего-то нехорошего. Наглая, открытая игра Разгледяева наверняка должна была иметь определенную цель. Мысль прийти сюда сейчас возникла у него внезапно. Предательство Мозгового привело его в свирепое состояние духа. Он остался один на один со своей остроумной идеей обвинить инженера в убийстве. Теперь он ясно видел в ней много слабых мест. В общем верное мероприятие было неподготовленным. Особенно Разгледяева мучил важнейший вопрос - есть ли алиби у инженера. Эта была его последняя надежда и он, теряя
– Конечно, теперь меня как собачонку и прогнать нетрудно. Что же, гоните, хотя я - из лучших побуждений, только засвидетельствовать свою полную низость. Но, ей-богу, каюсь искренне, вот даже обнять могу, если позволите. Совершенно зла не таю. Зло - оно отчего проистекает? Зло от невежества, а теперь я прозрел, не сам, конечно, под воздействием, посредством всесоюзного радио.
Разгледяев выпил шампанское и встал, изготовившись обнять инженера.
– Позвольте, в знак полного примерения...
– Коля, не смей!
– закричала Елена.
– Да что здесь такого?
– настаивал Марк Васильевич.
– Правда, Елена, - нерешительно сопротивлялся инженер, - человек ведь от чистого сердца...
Гоголь-Моголь и Доктор в полной растерянности наблюдали за всей этой каруселью. Разгледяев обнял инженера. Елену передернуло.
– Ничего страшного, - подытожил акт обнимания Разгледяев.
– Теперь и мне легче на душе - в такой день и меня удостоили. А ты, Лена, говоришь я с гадостью. А чего вам теперь бояться? Вам теперь все трынь-трава, вы победители, вон какая у вас славная компания, вы теперь кого угодно раздавите, конечно, в переносном смысле, - поправился Разгледяев, заметив гневный взгляд Елены.
– Что ты сердишься, Леночка? Каково мне стоять здесь перед вами и признаваться в своей низости? Ты же хотела меня осрамить, вот я и исполняю свой долг и торжественно объявляю в соответсвии с нашим уговором...
– Каким уговором?
– спросил инженер, которому слово уговор показалось неуместным.
– Право, Николай... ах ты господи, опять забыл, ну-да Николай Степанович, совсем маленький вопросик, даже не знаю стоит ли, такая мелочь, да и Леночка вот уж все забыла.
– Нет, объясните, пожалуйста, - поймался инженер.
– Раз вы настаиваете - но, я повторяю, такая мелочь, я единственно, чтобы не оставалось сомнений в моем приходе, тут, право один лишь долг чести и не более того. Правда, разве этого мало?
Инженер замер ожидая объяснения.
– Не надо волноваться, вы еще, не дай бог, подумаете - здесь заговор или, хуже того спор. Просто мы с Леночкой договорились послать вашу рукопись в этот институт специально...
– Не ,было этого!
– вмешалась Елена.
– Да и я говорю ничего и не было, ты еще сказала: если Колю признают, ты за свои слова перед ним извинишься.
– Неужели правда?
– инженер обратился к Елене.
– Все было не так и не то. Никакого уговора не было, он лжет!
– Я - лгу?!
– обиделся Разгледяев.
– Тогда ответь при всех: от кого ты узнала про институт?
– Какая разница?
– Елена вся дрожала.
– Зачем все это сейчас?
Излишняя нервозность, исходящая от Елены, постепенно овладевала всеми
– Конечно, какая в конце концов разница, - согласился Разгледяев. Такой торжественный день, а мы грыземся по мелочам. Вокруг-то, оглянитесь, весна, правда, погода мерзкая, но все же чувсвтуется брожение молодых соков, вот-вот из слякоти и грязи прорастет новая неведомая жизнь. В такую пору не хочется умирать, - Разгледяев сделал паузу, - нет, весной умирать обидно, обидно, что все только начинается, а тебе говорят хватит, все это не для тебя, дружок, и пока ты мертвый там лежишь в неудобной позе, над тобой земля расцветатет, птички с песнями размножаются, человеки клейкими листочками любуются. Несправедливо.
– Ох, ваша правда, - согласился Гоголь-Моголь, - очень несправедливо. Вот у нас сегодня, понимаешь...
– Постойте, что вы все о смерти?
– недоуменно спросил инженер.
– Я бы и рад не говорить о таких скучных вещах, но что делать - так и лезет на язык, будто кто-то специально подталкивает. И вроде нехочешь огорчать окружающих, но так и подмывает...
– Выражайтесь яснее, - строго попросил Доктор.
Он знал сколь пагубна неопределнность для инженера.
Разгледяев глубоко вздохнул и выразился ясно:
– Нет больше Петра Семеновича, вашего злейшего врага, профессора Суровягина.
– Что значит нет?
– не понимал инженер.
– Погиб, под колесами метрополитена.
Гоголь-Моголь, буквально задрожал от нетерпения и принялся оглядываться по сторонам. Доктор полез в карман за очередной сигаретой, а Елена опустила голову, закрыв лицо руками.
– Но самое неприятное, - Разгледяев пододвинулся к инженеру, - не в этом. Ведь профессор не просто так свалился от головокружения, а его столкнули. Компетентные органы уже ведут расследование.
Марк Васильевич уставился на инженера.
– Что вы так на меня смотрите?
– удивился Богданов.
– Я просто думаю - придет к вам следователь и спросит: гражданин Богданов Николай Степанович, где это вы были вчера с утра до обеда?
– Не понимаю - почему ко мне придет следователь?
– инженер чуть оступил назад.
– Да я же к примеру, игра воображения, вы представьте будто он уже пришел и спросил, - Разгледяев сделал паузу, - где вы были вчера в означенное время?
– Я, я, - будто вспомнив что-то знакомое, начал запинаться Богданов, - я спал, здесь, а, впрочем, кажется, нет... да, точно, я гулял, по городу... знаете ли, такая погода, солнце... расслабился немножко.
– Ну, дорогой мой, что это за алиби? Вы спали или гуляли?
– Все-таки с гадостью пришел, - как в пустоту сказала Елена.
– Коля, да он решил тебя оклеветать. Ах, какая сволочь, какая сволочь! Но ты просчитался...
Раздался грохот. Инженер нечаяно свалил бутылку шампанского.
– Так с кем вы гуляли?
– уже ни на что не обращая внимания, наседал Разгледяев.
Инженер нагнулся, собираясь подобрать голыми руками осколки стекла. К нему подоспел Доктор и, поддерживая инженера, собирался что-то крикнуть Разгледяеву. Но Богданов, вырвался и надвигаясь на Разгледяева начал громко бормотать: