Графские развалины
Шрифт:
Все действительно кончилось, понял Леша. Того, кто сидел в пруду (да нет, конечно под прудом!) – больше нет.
Сдох, сдох, сдох!!!! Или навсегда сбежал…
Бог знает, кем или чем было это и зачем проковыряло щелку-глазок в стене между мирами… Да и черт с ним, пропади оно пропадом…
От таких размышлений – одновременно он зачерпывал сочащуюся под ногами муть и обливал не перестающие припекать лицо и тело – от этого простого и приятного занятия Лешу оторвала мысль, что скоро он окажется на дне красивого круглого озера глубиной метров двадцать-тридцать. А для заплывов на длинные дистанции
Леша поспешил наверх, не глядя по сторонам и не выбирая дороги, и тут же застрял в месиве из упавших стволов, веток и листьев, месиве, бывшем недавно так понравившейся ему осиново-березовой рощицей. Пришлось обходить, вода догоняла, заливала ноги, он уже не видел, куда ступает, пару раз провалился, наступил на что-то острое – и наконец рухнул на траву, оставив между собой и наступающей водой изрядное расстояние.
…Всю котловину новообразовавшийся водоем не заполнил – примерно треть, никак не более. Переставшая прибывать вода образовала круговое течение, быстро затихавшее. По поверхности озера радостным хороводом кружили всплывшие остатки Лешиного дома, построек и мебели… Извлечение «четверки» без мобилизации водолазной техники представлялось делом малореальным. На пороге своего дома – покривившегося, перекошенного, но устоявшего – стоял дед Серега и, судя по жестам, отчаянно матерился. Откуда-то доносились звуки сирены.
Он подковылял к урезу воды – полуголый, обожженный, с непонятно как уцелевшими очками на носу – одно стекло треснуло. Зачем-то пощупал воду, словно собирался купаться… Растерянно разлепил почерневшие, треснувшие, покрытые запекшейся кровью губы:
– Хрен продашь теперь наследство… Только пруд и остался…
Все остановилось, застыло – не было даже ветра. Леша стоял неподвижно. Надо куда-то идти, что-то делать, кому-то пытаться объяснить, что здесь стряслось в прямом и переносном смысле – вместо этого он присел на землю. Сидел – совсем как десять дней назад сидел на берегу крошечного пруда, наблюдая за застывшими у кромки водорослей крошечными карасиками. Пришедшую тогда мысль, что в озерах эти крохи вырастают ого-го какими, Леша сейчас не вспомнил…
Водоворот затих окончательно. Обломки прекратили свое коловращение. Лишь кое-где мутноватое зеркало воды морщила рябь. Легкая рябь…
Глава 6
01 июня, воскресенье, день, вечер, ночь
Пашка-Козырь скорчился в жестоких рвотных конвульсиях, извергая остатки обильной выпивки и более чем скудной закуски. Кравцов стоял рядом остолбенело, не делая никаких попыток помочь, вообще почти не обращая на Пашу внимания.
Наташка…
Наташка мертва… Сознание отказывалось принимать эту мысль, несмотря на очевидные свидетельства трагедии. Нет! Нет!! НЕТ!!! Слишком несправедливо – встретить женщину после пятнадцати лет разлуки, убедиться, что любишь ее, спрятать, загнать в подполье чувство – ради дружбы… А потом… А потом – вот так…
Подошел Костик, сказал что-то, Кравцов ничего не услышал и ничего не понял, хотел переспросить, но из горла вырвался только сдавленный и хриплый стон.
– Отставить истерику!!! – гаркнул Костик, как матерый старшина-контрактник
Пашка немедленно разогнулся. И спросил на удивление трезвым голосом:
– Чья тогда кровь?
…Ручеек, сочившийся по дну заросшей кустарником лощинки, к началу лета почти пересох. Но кое-где почва сохраняла влагу, следы там отпечатались хорошо, – не надо было быть куперовским Следопытом, чтобы хотя бы в общих чертах понять произошедшее тут. В принципе и Кравцов с Пашкой могли сами разобраться в следах и прийти к тем же выводам, что и Костик, – если бы сразу не решили, что кровь, залившая «Оку», принадлежит Наташе.
– Суду все ясно, – говорил Костик. – Машина остановилась не здесь – рядом, на дороге. Женщина вышла, прошла вон туда… – Он показал рукой на большой куст краснотала. – Довольно долго там топталась почти на одном месте, надо понимать, беседовала с кем-то. Характерный момент – ее собеседник стоял как статуя, совершенно неподвижно, оставил рядом лишь два глубоких отпечатка, и все. Дети за это время умудрились истоптать всю округу – может, играли в догонялки, может, просто носились по кустам… Из чего делаю вывод: встреча проходила достаточно мирно, по меньшей мере поначалу. Потом все трое ушли – вдоль по лощине.
– А собеседник? – спросил Кравцов.
– Не знаю… – слегка смущенно протянул Костик. – Либо пошел не с ними, либо ступал след в след. Через траву отпечатки неразборчивые… Женщина и дети кое-где наступали на голую землю и глину, так что их обувь идентифицировать легко. Этот же шагал крайне осторожно. Битый волк… – В тоне Костика определенно слышалось уважение – уважение охотника к матерому хищнику, которого тем почетнее найти и уничтожить.
– Чья кровь? – вновь спросил Паша. Выглядел он сейчас абсолютно трезвым.
– Охранника, конечно же… – пожал Костик плечами так, словно вопрос был верхом наивности. – Вопрос, где тело. Из машины здесь его не вытаскивали…
Он обошел вокруг «Оки», внимательно поглядывая по сторонам, вышел на дорогу… Призывно махнул рукой.
…«Студент» лежал в кустах с другой стороны – от дороги туда вел густой красный след. Костюм и рубашка пропитаны кровью, горло рассечено; как показалось Кравцову – аккуратным ударом. Скупым. Экономным. Судя по всему, сюда никто охранника не затаскивал – слепо, не разбирая дороги, проломился сквозь заросли прошлогоднего борщевика. Упал и умер.
– Не приближаться! – предостерег их Костик. – Вы здесь не были и ничего не видели. К чему вам проблемы?
– У него… был пистолет… Он стрелял, сопротивлялся? – спросил Паша.
Костик походкой балерины подошел к мертвецу, двумя пальцами отдернул липкую, тяжелую полу пиджака. Пистолет остался на месте. В кобуре.
– Почему он не стрелял? – недоумевал Пашка. – Почему дал подойти и зарезать себя, как барана?
– Нанесли удар неожиданно, понятное дело. А потом… Я не знаю, о чем думают люди в последние секунды своей жизни, истекая кровью… Полагаю, ничего он уже не соображал и о пистолете не вспомнил. Просто выскочил из машины и бежал от противника, пока мог. Тот за ним не погнался, затолкал «Оку» в кусты, не садясь за руль.