Гранат и Омела
Шрифт:
Авалон жаждала узреть его появление, но всех детей отправляли с веточкой остролиста, напутствием счастливой судьбы, по домам спать. Из года в год стайку обиженных и надутых детей сопровождало несколько взрослых, следя за тем, чтобы никто их них не прокрался на праздник. Уходя, Авалон слышала отголосок праздничного песнопения и видела отблеск главного костра — оранжевый свет вдруг вспыхивал красным и, казалось, поглощал все небо. Вот он, думала девочка, момент появления Дубового Короля. Думала и злилась. Злилась и думала, пока в голове крепла уверенность.
Когда ей исполнилось двенадцать и пришла первая лунная кровь прямо перед Модранитом,
Пока мужчины дербанили ветви дуба, Авалон едва не приплясывала от перевозбуждения. Скоро перед ней откроется невиданный мир взрослой жизни. Она так упивалась своим предвкушением, что даже не подумала участвовать в поисках желудей — то ли ей дело, забава детей. Бабушка, если и заметила ее отсутствие впервые за столько лет в шеренге просителей желудевой воды, ничем не выдала своего удивления. Да и Авалон было все равно — ее мысли занимала только ночная часть праздника.
И вот наконец детей стали сгонять в группки, словно отбившихся овец. Каков же был ужас Авалон, когда взрослая соседка подошла к ней и велела отправляться спать. Ее, Авалон! Благословленную первой кровью в первый день Модранита! Авалон пыталась спорить, но галтливую сороку не переубедишь. «Нельзя, нельзя, нельзя» превратилось в воображении Авалон в назойливое щелканье клюва. Вспыхнув от гнева и чувства несправедливости, Авалон притворилась, что уходит вместе со всеми, но на подходе к дому шмыгнула в кусты и спряталась. Дождавшись, пока соседка пройдет обратно по той же тропинке от деревни к поляне, Авалон последовала за ней.
Уже притаившись в зарослях недалеко от костра, Авалон увидела вспыхнувшее алым пламя. Одно мгновение оно сияло чистым, теплым оранжевым светом, секундой позже — злые красные вихри взметнулись ввысь, потрескивая, точно в костер подбросили мокрое полено.
С другого конца образованного священного кольца, знаменующего непрерывность жизни, кто-то вышел в самый центр. Авалон пришлось покинуть свое отдаленное укромное местечко, чтобы рассмотреть человека вблизи. Она ползком перебралась к бревну, к которому прислонили охапки пшеницы, и выглянула из своего укрытия.
Круг был образован вокруг алтаря. Перед ним стояла девушка — Авалон видела ее со спины — кожа бледная, словно молоко с растопленным маслом, кудри — светло-русые, цвета молодого крыжовникового вина, вдоль позвоночника рассыпались веснушки. Такие же, наверняка, были на ее лице. Облаченная в полупрозрачное белое льняное платье, она не двигалась. Только ветер играл с кончиками ее волос.
Авалон затаила дыхание, когда из людского кольца отделились две женщины. Ее бабушка, Владычица Слез, крепкая и иссушенная, как старый корень, обветренная и морщинистая, вся в бородавках, и Владычица Вздохов, женщина средних лет, дородная, с тяжелой поступью и повелительными жестами. Старуха и Мать привечали Деву — Владычицу Тьмы.
Сердце Авалон затрепетало, точно воробей, попавший в силки. Вот оно! Вот, ради чего она ждала столько лет! То, чего ее хотели лишить. Самый важный и значимый момент в жизни всей
Авалон боялась лишний раз моргнуть и неотрывно следила за тем, как Мать снимает с Девы платье, оставляя ту в первозданном виде. Девушка, поежившись, развернулась, и даже Авалон из своего укрытия заметила невесомое движение рук, которыми Дева хотела прикрыть свою груди, размером со спелые груши. Фиолетовые соски затвердели, а кожа покрылась мурашками от холода. Старуха ласково перебирала светлые волосы будущей Владычицы Тьмы и вплетала в них цветки граната. Алые бутоны напоминали кляксы крови на белой скатерти.
Песнопение внезапно прекратилось. В животе Авалон от страха образовался ледяной ком. Она притихла, как мышь в кладовой, боясь, что чем-то себя выдала. Стараясь даже дышать через раз, девочка припала к земле и раздвинула сноп пшеницы. Сухие стебли кололи пальцы, но это не помешало Авалон высунуть любопытный нос. К счастью, оказалось, что ее никто пока не обнаружил. Песня смолкла, потому что на поляне появился мужчина. Авалон не могла узнать его из-за ажурной дубовой маски некого лесного чудища.
Сгорбленная Старуха пошла ему навстречу. Передвигалась она мелкими, шаркающими шажками, но мужчина, Дубовый Король, терпеливо ждал, держа в руках плоды граната. Передав их подошедшей Владычице Слез, он на шаг отступил и элегантно поклонился, несмотря на плотное телосложение.
Старуха кивнула и жестом пригласила следовать за собой.
Пока они шли, Авалон все более явно ощущала пустоту, как будто бездна разверзлась у нее внутри, и чем сильнее сгущалась ночь и ближе подходил к Деве мужчина, тем глубже становился животный страх. Она не знала, откуда он взялся, и почему эта маска так похожая на Лесовика вызывает в ней тревожность и зуд меж лопаток. Горло высохло, как земля в иссушенном пруде, а в легкие будто натолкали сырого песка.
Старуха передала Матери один из гранатов, и обе разломили их пальцами. Хруст спелой шкурки Авалон слышала так явно, будто это она сейчас погрузила свои пальцы в плод и раздавила зерна. Владычица Тьмы качалась в объятиях своих соратниц, как пьяная, пока они рисовали на ее теле узоры красным соком и кормили ее зернами.
В кромешной тишине, прерываемой лишь собственным сиплым дыханием, Авалон едва не вскрикнула, когда поднялся ветер, и листья заметались, точно потревоженные души. Она вскинула голову, а когда обратила взгляд обратно на поляну, едва не задохнулась от ужаса.
Там, на алтаре, освещенным бордовым светом костра, голый мужчина в маске Дубового Короля прижимал к холодному камню хрупкое девичье тело. Его движения, рваные и быстрые, и ее взгляд, устремленный в небо. Алая кровь, размазанная по камню и бедрам, и раздавленные половинки граната. Песнопения возобновились, как только Дубовый Король неуклюже поднялся на колени и вытащил из Девы мужское достоинство, напоминающее склизкую миногу.
Покачнувшись, он схватил с алтаря деревянную кружку и опрокинул половину содержимого себе в рот, второй ополоснул курчавые волосы ниже живота. Из-под маски раздался его зычный голос, от звука которого Авалон почувствовала себя пустой, точно выдолбленная тыква на Самайн. Перед тем, как исчезнуть с Модранита, Авалон бросила последний взгляд на Владычицу Тьмы — та так и осталась лежать на спине, застывшая и прямая, как кочерга, все еще неотрывно глядя в небо.