Грани сна

Калюжный Дмитрий Витальевич

Между тем, территориальный руководитель продолжал критику:

– И мёд наш хуже мещёрского! Недоволен Вятко-князь.

– А-а-а! – закричали бортники. – Мещеряки заговор на пчёл знают! А нам не говорят!

К Лавру подошёл взъерошенный дядя с Фильки, новый мастер по стругам. Задрал голову, чтоб глаза в глаза смотреть, и пророкотал:

– Великан! Только на тебя надёжа наша.

– Что такое?

– У нас, Великан, один струг на выданье, и второй через три седьмицы [4] в воду пустим.

4

Седьмишца – семь дней, которые в современном языке называют

неделей.

– Стрибог в помощь. А я чем пригожусь?

– А вот, уключин почти нет ни одной! А Вятко рёк, чтобы отныне все струги с уключинами были, а не с петлями ремянными. А кто нарушит, того, де, петли-то распустивши, теми ремнями бы драть. Дай нам две дести [5] уключин железных, новый мастер. А мы взамен дюжину кун дадим, да дёгтя, да смолы кадку, да лодочку новую.

– О-хо-хо. Их же ковать надо, дело долгое.

– Две лодочки дадим, новый мастер.

– Руду мы найдём, а угли где брать? – страдал новый мастер.

5

Пясть – кисть руки, ладонь. Десть: две пясти.

– Привезём! – заторопился лохматый. – На лодьях! Или даже на новом струге! У нас угля много нажгли, из отходов берёзовых. И сома приведём тебе о трёх пудах, поймали надысь [6] , в яме держим. И две лодочки, а ещё дёгтя и смолы. И полдюжины кун.

– Как полдюжины? Дюжину обещал.

– А сом? А уголь?

– Ладно! Будут тебе уключины. А пясть уключин я дам тебе нонче из своего запаса.

Вечевики шумели и кричали до вечера, потом те, кто не ушёл, уселись пировать, мёдом-пивом запивать. Лавр, из тех соображений, что прежний кузнечный мастер, прозвищем Бурец, наверняка огорчён потерей должности, сел на лавку рядом с ним, чтобы успокоить и выспросить, каковы, так сказать, служебные обязанности мастера. И обнаружил, что Бурец не только не огорчён, а даже всячески демонстрирует, как он рад освобождению от обузы.

6

Нонче (нынче, ныне, днесь) – в этот же день, сегодня. Надысь – на днях, то есть вчера, позавчера или третьего дня. Намедни – ненамного раньше, чем надысь, например, пять дней или седьмицу назад.

– И ты, Великан, скоро воем взвоешь, – тоном язвительного пророка пообещал он Лавру. – Быть над этими всеми мастером, не то же, что самому ковать. Работу я и сейчас могу справить, хоть и стар. Даже ты меня не обгонишь. Но заставить работать таких, как твой хозяин Созыка, это нет, хватит с меня. Князь угадал моё желание всё это бросить.

– Почему хозяин? Созыка мне не хозяин.

– А кто же? Конечно, хозяин.

Лавр позвал Созыку:

– А вот скажи, друже, ты мне хозяин, или как?

– Нет, нет, – решительно отказался Созыка, тряся головой. – Что ты! Как можно? Ты мастер! Можешь бросить нас, на гору переехать, на дочке князя жениться.

– Нет, у вас останусь, – ответил Лавр, прикидывая, что надо себе отдельную избу ставить.

– Ты ещё не всё знаешь! – продолжал язвить Бурец. – Теперь при дворе Вятко заведено, что боевые ножи испытывают, бросая в столб при мастере. Если нож неправильно устроен, не летит, куда надо Вятко-князь накажет тебя.

Лавр засмеялся, вынул из-за гашника [7] нож. Огляделся: невдалеке были ворота знакомого ему бортника, прозвищем Бичелок, с крепкими столбами по бокам.

7

Гашник –

деталь одежды, шнурок, продёрнутый в прорези верхней части портов, и завязанный на животе. От него позднее возникло слово «загашник».

Лавр крикнул стоящим там:

– Робята, отойдите-ка в сторону! – и, метнув нож, всадил его в столб.

Сказал Бурецу поучительно:

– У меня ножи отцентрованы на ять, – и тут же, сообразив, что Бурец его не поймёт, пояснил: – Правильные ножи у меня, благодарение Стрибогу.

От тех, кто стоял у ворот и восторгался броском Великана, отделился дед Угрюм. Попробовал вытащить нож из столба. Не осилил. Лавр сам подошёл, выдернул нож, приобнял деда за плечи, провёл к столу.

Заговорили про дом Буреца. Он был, как понял Лавр, не личный, а служебный.

– Забирайте его, – сказал Бурец. – У меня есть старая избушка у вала. А к зиме уйду к сыну на Клязьму. Раз уж тут я больше никому не нужен.

Из его блеклых глаз вытекла слеза и затерялась в суровых морщинах…

Осень. Крестьяне закончили сев озимых на старых полях, и вот уже месяц готовят новые, на следующий год. Часть леса – по границам участков – повалили, чтобы при дальнейшем пале не случилось бы лесного пожара. Стволы освободили от верхушек и ветвей, перетащили в городище на строительные и отопительные нужды; у остальных деревьев ободрали кору и подрезали их, чтобы сохли: на следующий год их сожгут, разложив вокруг пней – чтобы и те тоже сгорели – и посеют рожь или просо.

Ещё в июле молодёжь отправилась на родовые пепелища – палища [8] , где их деды, а то и прадеды впервые жгли лес ради посева сельхозкультур. Молодые в память о тех днях и тех родственниках жгли костры и веселились, показывая родовым духам, что они любят их и ценят – в надежде, что те поддержат их усилия по выращиванию урожая в следующем году, когда придут сюда крестьяне с кресалами, и взовьётся огонь. [9]

Сгорят трава и ветки, а в остывшую золу они вновь кинут семя…

8

От глагола «палить», или «полить», образовались позже слова «палище» и «поле».

9

Крес – огонь; кресало – огниво, кремень для высекания огня (др.-рус.). КРЕСтьянин в те времена – это тот, кто занимался подсечно-огневым земледелием. Позже стало общим названием любых земледельцев.

За прошедшие годы на полях, в силу природных законов, повырастали почти исключительно берёзы, на радость кузнецам. Древесный уголь из дуба или берёзы – лучший для железоделания. Вот поэтому в дни рубки деревьев мастер Великан целыми днями торчал в лесу, ругался с теми, кто норовил утащить лесину себе домой на дрова.

– Хворост бери, загребущие твои руки, – говорил такому Лавр. – Или ёлку. Тебе-то всё равно, чем избу топить, – втолковывал он, – а нам жар нужен. Ты попробуй-ка получить сталь, когда в костре еловые шишки.

Тут же рядом с заготовителями дров ругался мастер Аника, отбиравший лес для строительства и изготовления мебели.

– Куда дуб тащишь! – кричал он. – Берёзу бери! Она мне не нужна, гниёт быстро. А сосну или дуб не трогай!

– Слушай, Аника, – рычал Лавр. – Я не беру твой дуб, хоть он мне и люб. А ты не подталкивай людей, чтобы брали мою берёзу.

В общем, при распределении ресурса личный интерес совершенно явно вступал в противоречие с общественным.

Не доверяя никому, Лавр сам таскал стволы к углежогам, и поглядеть, как Великан с треском прёт сквозь лес громадное древо, сбегались дети со всех окрестных вёсок. Некоторые висели на стволе у него за спиной, а он и не видел.