Грани снов
Шрифт:
— Мне тоже будет жаль, если ты меня не вспомнишь.
— Не вини ее. Она хотела забыть. Возможно, потом передумала, но юный мир уже исполнил ее желание. Разве вы не хотите иногда стать другими, все зачеркнуть и переписать? — ее голос внезапно стал глубоким, а сама она оказалась рядом с Уиллом, очень близко, что он мог почувствовать ее тепло. — Я буду тебя помнить. Но никогда не расскажу тому, кем ты станешь. Этого никак нельзя.
И она опять спокойно и чинно сидела на другом диване.
— Выбор, выбор... Хочешь остаться в иллюзиях со мной –
— Конечно, мы иногда хотим всё забыть. Даже чаще, чем хотим, на самом деле. Ты простишь меня, если я скажу тебе, что не готов ответить прямо сейчас? Забыть тебя, единственную, кому я могу сказать всё, с кем мне было хорошо всегда? А если и было неспокойно, так это было для моего блага. Мне обещали, что я бессмертен, и думаю, что я долго смогу протянуть на снотворном. Однажды я решусь. Ещё не было загадки, которую я не мог бы разгадать за вечность, я найду способ перейти, чтобы не забыть тебя. Мне достаточно будет только тебя.
Хранитель рассмеялась.
— Простить тебя? За что? За то, что ты не бросаешься очертя голову в омут забвения? Я предлагаю выбор. Как я могу сердиться на твое решение?
Вокруг снова было безмятежное лето.
Никаких диванов не осталось и в помине.
Они опять сидели на траве. Между ними стояла корзинка с... больше всего эти крупные плоды были похожи на персики оранжево-зеленоватые с пушистыми боками.
Хранитель взяла один и откусила. Мякоть оказалась бледно-розовой.
— У тебя есть столько времени, сколько ты пожелаешь, Уилл. А что касается забвения... оно бывает разное. И мой мир не худший из вариантов.
— Спасибо. Не сделать выбор – это тоже выбор? Философия. А вот персики – не философия.
Уильям тоже взял фрукт.
— Если что-то выглядит, как персик, на ощупь, как персик, и на вкус, как персик – то это и есть персик. Откуда я могу быть уверен, что реальность, в которой мое тело лежит в беспамятстве – реальна? Сейчас твоя иллюзия куда реальней, чем всё, что осталось там.
Он с наслаждением хрустел сочной мякотью.
– Ты знаешь, я никогда не пробовал забвения.
Кид с интересом смотрел в глаза Хранителя.
— Тебе ведь есть что мне показать? Ты никогда не говоришь просто так. Покажи, если обещаешь, что потом я вспомню.
Взгляд Хранителя немного потемнел, она склонила голову набок, изучая лицо парня.
— О да, порой реальность происходящего зависит интенсивности наших ощущений. И я никогда не придумываю того, что... не вижу.
Корзинка исчезла, но девушка не дала Уиллу увидеть, что с ней случилось, она протянула руку и погладила его по щеке, чуть задержав пальцы.
— А ты приложи все усилия, чтобы не забыть. Закрой глаза. Может быть это поможет...
Она потянулась к нему и поцеловала сладкими от персикового сока губами.
Часть 2.
Часть II.
Вячеслав
***
На
И он опять забыл закрыть шторы. Мерзкий мертвенный свет единственного чудом уцелевшего дворового фонаря придавал комнате вид заброшенный и унылый. Впрочем так было лучше. По крайней мере в тенях не видно было потеков на обоях. И отвратный персиковый привкус во рту.
Женский силуэт сидел на краешке его дивана, где он снова уснул не раздеваясь.
В свете фонаря она казалась призраком, ее глаза отливали золотом.
— Если будет совсем невмоготу, постарайся вспомнить меня...
Он сморгнул. Белая горячка? Вроде нет. Он точно помнил, что вечером не было никаких девушек. Был Виталик и кажется его приятель Саня... и кто из них предложил разбавить водку соком? "Коктейль! Как в лучших домах Европы!" кривлялся Санек, а они ржали и пили получившуюся дрянь.
Девушки не было. В свете фонаря в комнате кружилась золотистая пыль.
Он посмотрел на электронный будильник. Ну конечно, через семь минут он запищит. Кто там говорил, что пятница – лучший день недели? Этому придурку не надо было тащиться на завод к восьми с похмелья. Позвонить, взять отгул? Так ведь опять мастер будет орать, что предупреждать надо заранее. Как будто сам не пьет. Да все в Железогорске пьют со средних классов.
— Девушки ещё чудятся. Где их взять, этих живых девушек... Итак, синус пи пополам равен единице, тебя зовут Вячеслав, а на работу идти придётся.
Он всегда с похмелья напоминал себе имя и что-то из тригонометрии. Что-то помнил со школы. Или это в техникуме проходили? Это он не помнил.
В осенней квартире было холодно.
— Надо бы не только кран менять, но и пластик в окна, где ты летом был, пьянь? Фу, слушать себя противно.
Что-то дернулось внутри при слове “лето”, какое-то море травы, холм, золотые глаза… Бред.
Он нашел под кроватью стоптанные тапки, дошел до ванной, заставил себя прийти в относительный порядок. Завтрак состоял из чашки дрянного кофе и двух сигарет. Он каждый раз обещал себе варить овсянку, или хотя бы заливать кипятком хлопья, но куда там…
На остановке опять была толпа. Мрачный Слава ждал, курил и снова ждал.
Не менее мрачное, низкое небо не сулило добавить Славе жизнерадостного настроения. А преследовавшая его почти до самой остановки соседка отравила остатки унылого утра.
— Вячеслав! — дребезжащий голос Веры Павловны несся через весь двор. — Вячесла-ав! Ваши приятели опять лампочку на площадке скрутили! Я уже позвонила участковому! Сколько это может продолжаться?! Алкоголики!
Ей лаем вторила мелкая трясущаяся собачонка в красном комбинезончике.