Граница безмолвия

Сушинский Богдан Иванович

— Поохотиться мало-мало.

— Далеко не ходи, завтрак приготовить надо.

— Через час буду, старшина. Завтрак тоже будет.

— А главное, не забудь, что сегодня переправляемся на материк, — на всякий случай напомнил он Оркану.

— Через сорок минут буду, — тотчас же уменьшил срок своих блужданий, но не отказался от них ефрейтор. Видно, душе его не терпелось пройтись по островной волюшке.

Впрочем, Вадим не был уверен, что тунгуса влечет именно охота, почему-то ему казалось, что для Оркана куда важнее побывать, возможно, последний

раз в жизни, — на Шаманском плато, как решил называть его про себя старшина. Поди знай, что там ему по крови и духу в наследие передалось. А ведь что-то же обязательно передалось, иначе не бывает. Даже при том, что никакого желания становиться шаманом у Оркана не возникало.

Еще немного полежав под прохладными лучами зарождавшегося где-то над полярным кругом солнца, старшина решил немного поплавать. Озерце было слишком маленьким для заплыва, тем не менее какую-то имитацию плавания все же можно было создавать, и это тоже доставляло ему наслаждение.

— Блаженствуешь, старшина? — донесся с балкона похмельно хрипловатый голос начальника заставы.

— Грех не ощутить себя в раю!

— Интересно, в каком круге ада витала всю эту ночь моя хмельная душа? Там, на материке, держался, а здесь словно какой-то бес в меня вселился. Страсть к спирту запойная какая-то.

— Больно вдумчиво пьете, товарищ старший лейтенант, — не стал щадить его самолюбие Ордаш. Уж он-то прекрасно знал, что и там, на материке, у Загревского случалось… Причем в последнее время все чаще.

— Ну-ну, ты на любимого командира не наговаривай!

Сделав еще три прощальных круга по озерцу, старшина выбрался на берег и, стараясь сдерживать дрожь во всем теле, принялся растираться полотенцем.

— А вот фигура у тебя спортивная, старшина, — что есть, то есть, — не удержался Загревский. — Идти бы тебе в какие-нибудь диверсанты или в разведку. Не пытался?

— Поздновато уже в разведку-диверсанты. Да и надобности в услугах моих пока что нет.

— Как знать: есть такая надобность или нет? — проворчал начальник заставы. — Меня, вон, второй день какая-то тревога душевная одолевает. И никак не пойму, что происходит. То ли на заставе что-то случилось, то ли с родителями. Тягостность какая-то смертная на душе.

— Да ничего там, на заставе, произойти не могло! — попытался успокоить его старшина. — А случилось бы, выстрелами, ракетами сигналы подали бы. Хотя согласен: пора собираться, пора…

— Как, на твой взгляд, волна? Ты ведь у нас почти что профессиональный моряк.

— Пока что крутоватая, пробиться к материку будет нелегко, — по второму разу прошелся Вадим полотенцем по все еще влажной груди. — Поэтому рисковать не стоит. Еще парочку часов подождем, позавтракаем.

Загревский не ответил. Он стоял, облокотившись на перила, и с тоскливой задумчивостью всматривался в полоску моря, в далекие очертания, в собственные страхи и предчувствия.

— А ты ничего не предчувствуешь, старшина? — спросил он, выждав, пока Вадим оденется и, схватив первый попавшийся под руку камень, принялся орудовать

им, как гирей.

— Чувства есть, предчувствий никаких! Спускайтесь, старший лейтенант. Освежающая купель!

— Никакого желания, — безрадостно осмотрел тот парующее на легком тумане озерце. — Лучше пойду еще часок продрыхну Слегка похмелюсь — и отбой!

Завтракали они с Орканом вдвоем. Все попытки разбудить начальника заставы ни к чему не приводили.

Оставив ему порцию оленины и остатки рыбных консервов, они спустились к мерно покачивавшемуся на бризовой волне боту и тщательно осмотрели его.

— Плавать остров пойдем, старшина, — то ли спросил, то ли предложил Оркан, убедившись, что «каравелла» к отплытию готова.

— Хотел сказать «вокруг острова»? А что, можно. Пока старший лейтенант проспится, мы вернемся с лаврами Магеллана или еще кого-то там.

Отправившись в свое путешествие вдоль восточного побережья, они обратили внимание, что айсберг резко уменьшился в объеме и посерел. Паковый лед вокруг него тоже особенно не выделялся над поверхностью. Зато значительная часть восточного створа пролива превратилась теперь в сплошное ледовое поле, лишь кое-где прерываемое бледно-голубыми узорами полыней. Но благодаря этому волнение в проливе стало едва заметным.

33

Достигнув средины острова, мореплаватели почувствовали, что дальнейший поход становится безумием. Несколько раз пограничникам приходилось орудовать баграми, поскольку возникала реальная опасность оказаться в ледовом плену. Но все же старшина с каким-то странным упорством вел свой небольшой баркас к северной оконечности острова, завершавшейся небольшим горным массивом. А достигнув её, открыл для себя лежбище тюленей. Их тут было до полусотни особей, целая колония массивных, ленивых и совершенно нелюбопытных животных, у которых появление суденышка с какими-то людьми не вызвало абсолютно никакой видимой реакции.

— А ведь это тоже мясо. Что скажешь, ефрейтор?

— На острове можно жить долго. Огонь иметь, патроны иметь — живи, сколько хочешь.

— Ты прав: если запастись в достаточном количестве топливом, спичками и патронами — жить здесь действительно можно. — С дровишками на острове туговато, а запасы угля на фактории не беспредельны. Корабельных сосен на острове не навалишь, как, впрочем, и на тундровом побережье. Ты, ефрейтор, похоже, прицениваешься. Может, после службы где-то здесь и осядешь, в промысловые охотники подашься?

— Я хотел бы жить на острове, — кротко сообщил Оркан, никак не развивая эту мысль.

А через несколько минут медленного продвижения вдоль тюленьего лежбища, в небольшой бухточке они увидели остатки охотничьей хижины: разоренная крыша, полурасшатанные ветрами стены, покосившиеся двери…

— Похоже, Оркан, на то, что обживать берега этого острова пытались задолго до тебя. Причем не единожды. Однако всякий раз человек уходил отсюда — то ли на материк, то л и в иные миры, но уходил.