Граница горных вил
Шрифт:
— Его поместье далеко от нашей границы?
— Любые горы близко от нашей границы. Ты же знаешь. Так думаешь, мне нужно посмотреть ему в глаза?
— Наоборот. Думаю, это опасно. Похоже, он нашел какой-то способ морочить тебе голову.
— С чего ты взял? — вскинулась Кэт. — Может быть, он просто любит меня преданно и верно?
— Он согласится приехать морем?
— Вряд ли. Он знает про «голландцев».
— Ох, Кэтти! Впрочем, ты сама себе ответила. Он же небось внушал тебе, что пора решиться да пора влюбиться, —
— Конечно! Он мне всегда это твердит.
— Причем вполне успешно. Пока, правда, не в свою пользу, но это он еще исправит. Он тебе, кстати, не твердил чего-нибудь насчет превосходства французской расы?
— Ты никогда его не видел, а уже уверен, что Альбер — злодей. Это что, тоже родственная ревность?
— Я все лето пытался выследить охотников…
— Ах да, канализация!
— …и узнал много интересного. Их кто-то предупредил заранее, что граница будет наглухо перекрыта. Альбер об этом знал?
— Знал, — согласилась Кэт.
— В день моего приезда открывались обе границы?
— Да. Мы тогда не делали различий.
— Альберу известно об этом дне?
— Да. Я в шутку пригласила его — к сестре на свадьбу.
— Про этот праздник я уж не говорю. На чем он приезжал-то? На «Роллс-Ройсе»?
— Зачем спрашиваешь, если знаешь?
— А я не знаю. Я модели строю. Вот видишь, угадал.
Кэт помолчала и спросила как-то неуверенно:
— Ты думаешь, я совсем дура, раз со мной можно так играть? А какая-то девчонка уводит у меня любимого… даже если я неправильно его люблю.
— Я думаю… А что я думаю? Нам это в самом деле интересно? Какая разница, в конце концов, что думаю я или кто-нибудь другой?
— Лучше знать худшее, — буркнула Кэт.
Я оценил ее мужество, и у меня появились две идеи: одна жестокая, другая интересная.
— Я думаю, во-первых, что эта твоя неправильная любовь — защитная реакция и показывает, что у тебя великолепный механизм обороны, — начал я развивать интересную идею.
Кэт собиралась расплакаться, но была так удивлена этим заявлением, что даже забыла про истерику.
— Как это? — спросила она, хмурясь.
— А так! Альбер внушает тебе: мол, давай, влюбляйся, что ты, хуже других? Да сколько можно прозябать, глупо быть старой девой и вообще…
Кэт недоверчиво на меня покосилась.
— Откуда ты знаешь? Ты сам, что ли, такое говорил?
— Нет, не успел. Это обычно говорят пошляки, которым за тридцать, молоденьким наивным девочкам. За такую тебя, видно, и держат. А ты говоришь — старуха… Ну ладно. А твой защитный механизм, во-первых, не дает тебе влюбиться в плохого человека — только в хорошего. Вот он и подставляет тебе парня, которого любят все без исключения: и Бет, и я, и даже Кронос. Почему бы его не любить? Хороший парень. Добрый, симпатичный, талантливый. Но при этом твой защитный механизм подсовывает тебе заведомо неподходящего
— Надо же… Ну ладно. А второе?
— Второе? После этой дикой ночи я вспомнил про настоящую войну, которая идет на моей родине. Там про порез стеклом не разговаривают. Там пленным руки могут отрубить, а глаза — выколоть. И это еще не самое страшное, что могут сделать.
— Ты нарочно это говоришь? — гневно спросила Кэт.
— Как тебе сказать? Я всю ночь ждал, чем кончится эта охота: все опять обойдется, или утром найдут изувеченный труп. Или не найдут, и мы никогда не узнаем, где и как пытали наших ребят.
— Прекрати!
— Я не могу это прекратить. Ведь не я открываю границу.
— Чего ты хочешь? Чтобы я стала считать Альбера врагом?
— По крайней мере, чтобы ты учитывала, что он может оказаться врагом. Ты королева, Кэтти, от тебя зависит жизнь многих людей! Что ты все-таки знаешь об Альбере?
Кэт долго думала и, наконец, честно сказала:
— Ничего.
— У него есть друзья в том обществе, где вы встречаетесь?
— По-моему, нет. Мне нравилось, что он такой же одинокий и загадочный, как я.
— А ты рассказывала ему про задачу, про щит, колпак и прочие штуки?
— Нет, — Кэт слабо улыбнулась. — Я хвалилась своим могуществом, а это как раз та область, где я потерпела поражение.
— Я тебя очень прошу, Кэтти, не говори ему об этом ничего.
— Хорошо, — кивнула Кэт, прищурясь, — о чем еще ты хочешь попросить?
— Я попросил бы, чтобы ты его отставила и выбросила из головы. Сходила бы на Круг, пока мы тут, потом поцарствовала бы в свое удовольствие. А там, глядишь, все как-нибудь уладилось бы.
— Ну да! Небось мечтаешь выдать меня за своего приятеля безродного?
— Какого? — изумился я.
— Да этого шкипера… Он имел наглость в меня влюбиться. Смотрит какими-то ополоумевшими глазами.
Я чуть не начал ржать и биться от такого поворота. С трудом сдержался и спросил невинным голосом:
— Но разве вам, вилам, мы все не кажемся одинаково безродными? Что шкипер, что бизнесмен, что математик? (Об украденном неведомо где художнике я промолчал: а вдруг Кэт тешит себя надеждой, что его украли в семье каких-то королей в изгнании?)
— В каком-то смысле ты, конечно, прав, — важно кивнула Кэт, — но все равно с его стороны это наглость.
— А ты уверена, что он влюблен? Может, у него это так — патриотический восторг? Вообще-то мне такая мысль в голову не приходила — сватать тебя за Тонио. Хотя, знаешь, у него есть одно очень важное достоинство — он замечательно танцует (на тему шевелюры я решил не выступать в интересах собственной безопасности. У Кэт горячий нрав, так легко и своих волос лишиться). Говорят, он отплясывает просто лучше всех.