Граница нормальности

Цыбиков Ч.

Кэт резко выпрямилась, губы ее сжались в узкую нить.

— Вы… вы дьявол, — сказала она наконец.

Сатана пожал плечами.

— Трудно что-либо возразить.

И продолжил:

— Ну или не с Храбрым Зайчиком. С кем угодно.

Некоторое время стояла тишина, затем Кэт

медленно произнесла:

— Но ведь это обычные сказки. Любая мать сочинит сотню таких и даже лучше.

— А вот это, милая моя Кэт, — сказал Сатана без улыбки, — предоставьте уж решать мне.

— Простите, — снова сказала она.

— Далеко не любая мать, — он как будто не слышал, — записывает эти сказки. Далеко не любая мать решится вызвать Сатану. Ну и далеко не любой матери Сатана сделает такое предложение.

— Да, — сказала женщина. — Я поняла.

— Ну, теперь давайте к деталям.

— Я хочу стать самой богатой женщиной в мире, — быстро сказала Кэт, — но только чтобы никто от этого не пострадал. Никто. Вообще.

Сатана задумчиво пошевелил бровями, как бы прикидывая что-то в уме.

— Ну, в общем, да, — сказал он, — приемлемо. Конечно, чтобы никто не пострадал — так не получится, но! — он предупреждающе выставил ладонь, — все пострадавшие будут виноваты полностью сами. И даже вам самой не в чем будет себя упрекнуть. Так пойдет?

— Пойдет, — сказала женщина, помедлив. — Теперь вы.

— Нуууу, — протянул Сатана, — я думаю, что шесть книг меня устроят.

— Семь, — сказала женщина.

Сатана рассмеялся.

— Хорошо. Пусть будет семь.

— А если их не будут читать?

— А кто вам сказал, что их должны читать? — Кэт открыла рот, но ничего не сказала. — Это же обычные сказки. Любая мать придумает сотню таких и даже лучше.

Женщина молчала.

— Вы пишете семь книг. О чем угодно. Как угодно. Когда угодно — в разумных пределах, разумеется, то есть не стоит тянуть до старости. Взамен вы становитесь самой богатой женщиной в мире. Скажем, после того, как напишете третью книгу.

Кэт смотрела прямо в глаза Князя Тьмы.

— Что нужно подписать?

Сатана потирал переносицу и, казалось, не слышал её.

— Люди, — говорил он задумчиво, — настолько трусливы, что не верят даже себе. Пошло, банально, но факт. Наутро вы сочтёте нашу беседу плодом воображения. Завтра — постараетесь её забыть. Послезавтра — забудете окончательно.

Голос Сатаны стал холодным.

— Поэтому сделаем так, — сказал он. — Завтра утром у своего изголовья вы найдете вот этот договор. Там написано в точности то же самое, о чем мы говорили только что. Я его уже подписал. Договор вступит в силу, как только впишете своё имя вы.

— Хорошо, — её голос был твёрд.

— Вы смелая женщина, — сказал Сатана,

улыбаясь. — Уверен, у нас с вами все получится.

* * *

— Кэтти! Кэтти! Проснись! Проснись же!

Кэт почувствовала, как ее крепко тормошат, причем за то место, хвататься за которое безнаказанно может только женщина, и только очень близкая. Она продрала глаза.

— А?

Лицо Джо, ее коллеги и подруги, было встревоженным.

— Кэтти, господи, как же ты меня напугала! Что за рисунки на полу? Что за перья? Это что — кровь? Ты что — вызывала Сатану?

Кэтти вздрогнула.

— …духов, привидения, друидов? — Джо успокаивалась и становилась язвительной.

— Как ты… сюда попала?

— Через пентаграмму, — ответила Джо. — Возникла, понимаешь, вместо духов и привидений прямохонько в центре, потом пошла и отперла дверь, чтоб ты не заподозрила чего.

Кэтти уже ходила по комнате. Заглянула под кровать.

— Потеряла что? — сердито спросила Джо. — Например…

Кэтти застыла на мгновение.

— …например, план урока, который, кстати, начинается через двадцать минут, а?

— Тут была… — Кэтти глядела на подругу, — тут была бумага. Договор.

Джо странно посмотрела на неё.

— Договор с Сатаной?

— Да, — сказала Кэтти. Ее глаза расширились, она неотрывно смотрела на Джо.

Та встала с кресла.

— Хорошо, уговорила. Так уж и быть. Если ты так настаиваешь.

— В смысле? — медленно произнесла Кэтти. В её тоне произошла неуловимая и оттого еще более зловещая перемена. Джо терпеливо улыбнулась.

— Так и быть, я скажу Филдингу, что тебя сегодня не будет. Наплету что-нибудь, — и пошла к двери. — И пригляжу за классом.

Остановилась, обернулась.

— Но имей в виду, Кэтти, это — в последний раз. Я серьёзно.

Человек, который умел летать

Да, вот так просто. Умел и всё. И ничего ты тут не попишешь — завидовал я ему жесточайшей ненавистью пополам с горечью. И продолжаю завидовать. Глуповат он был, сероват, нехлёсток, не ярок, не достоин, как я считал. И продолжаю считать.

* * *

Когда он родился, он уже умел летать (левитировать, как мне постоянно подсказывают), но не знал об этом; впрочем, летать это ему не мешало. Главная фотография тех лет изображает ревущего младенца на пути (так все думают) от края довольно высокой, девичьей, как говорится, кровати к полу. В кадр также попало лицо мамы с довольно-таки охренелым выражением лица. Предельно простая удачная фотография: сверзился младенец, а папа сфотал. Точнее наоборот, папа фотал, не углядел, младенец и сверзился. Разве можно что доверить этим мужикам.