Граница у трапа
Шрифт:
— Идея! — воскликнул я. — Кажется, есть для тебя комната!
Мимо, по аллее, шурша гравием, проехала велосипедистка в шортиках. Бронзовые загорелые ноги равномерно крутили педали. Это была та самая Света, с которой я так поспешно расстался когда-то на краю обрыва.
И она узнала меня, даже притормозила, но, поняв, что может помешать, слегка улыбнулась и поехала дальше.
Я со вздохом обнял Юлю за плечи, и она сразу притихла, слегка привалилась ко мне, стала сосредоточенно рассматривать носки туфелек.
Я
— Что это ты меня, как папа? — хмыкнула она. — Хочешь, я тебе песню спою?
— Давай. Только не очень громко и с чувством.
Она запела. К счастью, тихо, старалась. Я слушал, терпел. Было приятно и как-то не по себе. Черт знает что! Отучился воспринимать искренность, что ли?
— Ну, как? — спросила, закончив.
— Приятно, — соврал. — Хорошо.
— Еще хочешь?
— На сегодня хватит.
Юля погрустнела.
Смеркалось. Вдали, на другом конце парка, в летнем кинотеатре начался первый сеанс, и бравурные звуки журнала «Новости дня» (за прошлый год) донеслись до нашего укромного уголка.
Я украдкой посмотрел на часы. Сейчас на танцах пятнадцатиминутный перерыв. Можно успеть.
— Ты устал? — спросила Юля. — Тогда... пошли домой?
Я поднялся первым.
— Цветы не забудь, — упавшим голосом напомнила она. — Правда, красивые?
Мне больше нравились фиалки, пришлось соврать еще раз:
— Очень.
Кажется, не поверила.
Я проводил Юлю до трамвайной остановки, помахал вслед рукой и поскакал на танцы. Букет сунул по дороге одной из бабуль, торгующей под гастрономом цветами и малосольными огурчиками.
Я сидел в комнате Наташи между столом и сервантом, прикидывал, как поизящней начать разговор о Юле.
Наташа разгуливала по комнате в легком халатике, щедро открывавшем стройные ноги, собирала на стол — доставала из серванта чашечки, вазочки, намеревалась поить чаем. Настраивая на легкомысленные эмоции, мурлыкал магнитофон.
Свет торшера был мягким, розовым. Комфорт и уют.
Доставая из серванта очередной предмет сервиза, Наташа прижалась ко мне бедром, и я, чтобы не мешать, отстранился. Она потеряла равновесие, плюхнулась мне на колени. Руки сами собой обняли ее.
— Ну! — поощрительно улыбнулась она. — Ну же!
Я неуверенно поцеловал в щеку.
— Только попробуй сказать, что разонравилась! Все вижу: «глазами, кажется, хотел бы всю он съесть»...
Я засмеялся и овладел собой.
— Наташ, я по делу.
— К красивой женщине по делу? Выкладывай.
— Есть маленькая просьба,
— Вот это уже лучше. Просьбу можно удовлетворить. Что же ты хочешь просить у меня? Если откажу, рассердишься?
Она ласково взъерошила мне волосы.
— Наташ, погоди... Понимаешь, есть
— Юрка! — с упреком посмотрела на меня, отстраняясь. — Она — твоя любовница, и вам негде встречаться?
— Да нет же! Просто... Она скромная, хорошая, дитя, так сказать, природы... Смеется, правда, громковато. Хочется помочь ей. У нее, понимаешь, здесь никого нет.
— И ты взялся опекать ее?
— Я с ней даже не целовался. Не в том дело. Возьми ее к себе. Сейчас ведь курортный сезон, мест нет...
— Честное слово, ты ненормальный! — с обидой сказала Наташа и ущипнула меня за ухо.
Пересев к зеркалу, стала расчесывать волосы. А они были очень хороши — золотистые, густые. Наташа перехватила мой взгляд в зеркале, показала язык.
— Ну и дурак ты, Юрка! Ведь нравлюсь тебе. Что же ты сам себя мучишь? Нравлюсь? Скажи!
— Нравишься. А Морозов? Вы, кажется, собираетесь расписаться?
— Расписаться? Не знаю. Он молчит... Может, да, может, нет. Когда-то очень хотела. А теперь не знаю. Подумаю.
— Мне кажется, он тебя любит. А ты его?
— Любит, не любит... Нет, Юр, готовить обеды, бегать на базар, стирать белье... Это не для меня. Я еще хороша и хочу пожить в свое удовольствие. Не моя вина, что меня так воспитали. В меня въелась тяга к красивой жизни в хорошем смысле этого слова. Конечно, когда-то надо выходить замуж... Но хотелось бы попозже.
Я растерялся. Такую Наташу я не знал.
— Наташка! Да как же ты? Ты что? Если люди любят друг друга, им не надо расставаться. Верно? А вы с Юрой...
— Милый, одной любви мало. Для семейной жизни нужен достаток, уверенность в завтрашнем дне. А кто такой Морозов? Всего-навсего бармен. Сегодня бармен, а завтра кто? Ну, не додаст сдачу, ну, продаст «налево» пару ящиков шампанского...
Она спохватилась, взглянула на меня в зеркало. Я сделал вид, что не расслышал. Коммерческие подвиги Морозова меня не интересовали.
— Ты сколько зарабатываешь? — поспешила Наташа похоронить свою ошибку в новой теме.
— Да разве в деньгах счастье? — не удержался от соблазна попроповедничать. — Живут же люди...
— Мучаются, а не живут, когда денег не хватает. Хватит об этом, хватит! Она хороша?
— Обыкновенная.
Я вспомнил улыбку Юли. Обыкновенная? Вот сидит Наташа. Красивая, холеная. Что еще надо? Чего ищу? Для чего придумываю несуществующие препятствия, пытаюсь усложнить самое простое?
— Хорошо. Приводи. Денег с нее брать не буду. Пусть иногда убирает.