Граница
Шрифт:
Лицо Кветы мгновенно приняло нормальное выражение и, показав ведуну острый кончик розового языка, она, хохоча, упорхнула.
— Ишь ты, язык показывает, — бормотал Клепила, щелкая пальцами перед лицом Самохи.
Потом взял его за руку и как маленького повел из круга. Отойдя в темное место, Клепила открыл свою сумку с которой никогда не расставался и достав глиняную бутылочку и глиняный стаканчик, накапал в него тридцать капель какой-то остропахнущей жидкости и, приказав Самохе открыть рот, плеснул туда из стаканчика.
Самохе показались, что он проглотил огонь, хотел было выплюнуть, но Клепила, неожиданно
— Где Квета?
— Ускакала, отроковица, как коза. Ты бы с ней поосторожней, она тебя настоем комыльника попотчевала, от которого, знаешь ли, можно мужскую силу вовсе потерять.
Самоха прислушался к ощущениям внутри себя и нерешительно сказал:
— Я, вроде, не потерял.
— Да это к утру будет ясно, — утешил его Клепила и беспечно махнул рукой. — Главное, что живой.
— Так что Жуч? — с трудом ворочая языком, спросил Самоха.
А Жуч, незамеченный ими, был всего лишь в нескольких шагах и был тоже не вполне в себе, хотя его никто ничем не опаивал.
Незадолго перед тем, в перерыве между танцами, он подсел к жене начальника Южных ворот Пексигеля, которая скучала, глядя, как порученные ее попечению, барышни весело пляшут со своими новыми подружками, напропалую кокетничая с бряцающей саблями и шпорами граничарской молодежью, и поинтересовался, как она чувствует себя здесь, среди грубых жителей пограничья.
— Знаешь, — охотно вступила в беседу архонка, — хорошо. Люди здесь грубоватые, но славные. Муж мне такое рассказывал, а оно все не так и страшно.
— Да, — согласился Жуч, — тут страшного ничего нет. Страшно в Заречье.
Но разговор был бесцеремонно прерван, капитан архонской городской стражи Тино Гравин, который был свидетелем на свадьбе Лоха и Дины, возник перед ними с кубком в руке. Свою восьмиугольную железную шапку с белым пером он уже потерял. На очереди был панцирь, ремни которого капитан расстегнул, так как панцирь, по мере продолжения праздника, начинал ощутимо давить на живот. Пряди светлых волос прилипли к потному лбу, а круглые совиные глаза остекленели. Но голос капитана оставался на удивление трезвым, а речь внятной.
— Кого я вижу! И где! Восхитительная Диан, приветствую вас! — капитан галантно раскланялся.
Жучу показалось, что встреча с капитаном не очень обрадовало восхитительную Диан, но вида она не подала.
— Рада вас видеть, капитан, — сказала она.
— Паренек, пересядь пока, — обратился капитан к Жучу, — у благородных людей свои беседы.
Жуч пересел на соседнюю лавку и, подливая из кувшина в глиняную кружку, занялся свиным окороком. Привычный часами ждать в лесных засадах, он не любил терять время даром. И теперь краем уха прислушивался к разговору, прикидывая заодно сколько надо еще выпить капитану, чтобы он наконец угомонился. По жучевым выкладкам выходило, что наилучшего результата можно достигнуть, влив в Тино Гравина пару чарок молодого вина, присовокупив для верности немножечко браги. Теперь следовало обдумать, как осуществить этот план. Сделать это можно было несколькими путями… Но капитан сам ускорил события. Чего уж там кипело в его лысоватой голове, догадаться
— Ах, Диан, вся это Пойма, не более чем вывеска на нашем кабаке. С сотней своих молодцов я бы смел эту граничарскую сволочь, как веником.
— Ого, — Жуч выдержал взгляд капитана и улыбнулся, — так начни с меня, крыса.
Но капитан, видимо, и впрямь, был уже готов; с демоническим смехом он опустошил свой кубок и рухнул, как подрубленный тополь.
— Он умер? — равнодушно спросила Диан. Раздавшийся из-под стола храп немедленно развеял ее опасения.
— Могу привести его в сознание, — предложил Жуч, но таким голос, который не оставлял сомнений, что протрезвление пьяных капитанов архонской стражи, далеко не все, что он может сделать для добродетельной Диан. — Хочешь?
— Пусть лежит. Завтра ему расскажу, если он пропустил чего-нибудь интересное. Ты бы его зарубил?
— Да нет, — засмеялся Жуч. — Саблю пачкать! Дал бы промеж рогов, да и вся недолга.
При упоминании о рогах Диан как-то заволновалась, но причину этого уяснить не смогла.
— Однако, какие все же тут у вас дикие танцы, — сказала она наблюдая за извивающимися в Огневице девушками.
Жуч задумался.
— Наверно, но они не все такие. Есть и другие, довольно медленные. Я тебе скажу как заиграют.
Диан улыбнулась.
— Хорошо, только не забудь.
— Ни в жизнь не забуду! — с пугающей пылкостью ответил Жуч.
— Родители просили присмотреть за девчонками, чтоб не натворили глупостей.
— Не бойся, — сказал Жуч, — никто их не тронет, да и Лоха здесь уважают.
— И меня не тронут? — спросила Диан. Этот вопрос поставил Жуча в тупик.
— Не тронут, конечно, — ответил он, но неуверенность в его голосе явно свидетельствовала, что не бывает правил без исключений. — Я буду тебя охранять.
О, это было хорошо сказано.
И тут заиграл злополучный Танец ив. И тут же, как бес искуситель, вырос перед Диан ведун Клепила. Он был неотразим. Пропитанные каким-то чудодейственным составом, торчали в стороны усы, рыжеватая бородка вилась мелкими кольцами. А глаза горели изумрудным огнем.
— Позвольте, сударыня, — прошелестел он, подобно кусту придорожной рябины под майским ветром, — пригласить вас на медленный танец. Мы, как люди пожилые…
Все, это была непоправимая ошибка, Жуч внутренне захохотал.
— Извините, добрый старичок, — ледяным голосом ответила Диан, — но я уже приглашена этим благородным юношей.
— Это Жуч-то благородный?! — возопил Клепила и пошел жаловаться Самохе.
— Какой смешной старик! — с напускной веселостью сказала Диан.
— Это городской сумасшедший, — хладнокровно пояснил Жуч. — Его внучата выгнали из дома, вот он и бесится.
К несчастью, Клепила еще не успел удалиться на достаточно большое расстояние и все слышал. Пораженный беззастенчивой клеветой в сердце, он заметался по лугу, как раненый зверь, пока, наконец, не наткнулся на Самоху.