Грайлок 2: Безгрешных нет
Шрифт:
– Что тогда?
– Ты дашь истинному народу равные права с джагаями! Никто не сможет возразить!
Так император Вентайн отблагодарит вернейших своих подданных! Разве возвращение законного императора - не благо для Джагайи? И разве возращение памяти - не благо для императора? Я помогу тебе, а ты…
– Постой, постой… - волнение коротышки передалось Морту.
– А как ты собираешься помочь мне? Ты что-то знаешь? Откуда? Ты знаешь, как вернуть мою память?
– Пока что не знаю. Зато я догадываюсь, где искать!
– И где же?
– В Могийоне, на родине магов. Нигде нет таких чудес, как там. Если и возможно вернуть память,
К рассвету Морт почувствовал, что засыпает в седле, и объявил, что ему нужно отдохнуть.
– Погони не будет, я уверен! Они там, в лагере, сейчас все держатся настороже, не спят и попеременно хватаются за оружие, ожидая нападения.
– Верно! Правильно!
– тут же подхватил Туйвин.
– Я себе зад уже отбил, нужно остановиться. А то несемся в темноте, когда никто не преследует. Лошадям, опять же, передышка нужна!
Коротышка спешил поддержать Морта. Наверное, он теперь все время будет поддакивать, лишь бы его не гнали из компании. Махаба поворчал немного - пожалуй, скорее из стремления не соглашаться с Туйвином, но особо не возражал. И впрямь, элерийцы теперь носа не покажут за круг костров, так и проторчат на своем холме, пока не взойдет солнце и пока они не убедятся, что нападения не будет. Да и после, когда двинутся в путь - станут двигаться по старой дороге осторожно, вглядываться в каждую тень, прислушиваться к шорохам в кустах и гадать, кто это так ловко проник в их лагерь, освободил пленников и увел лошадей из-под носа солдат и магов. Хотя, нет, гадать они особо не будут, ведь Морта видели, только лица не разглядели. И потом, был еще Ванс… Это Морт додумывал, уже погружаясь в сон. Сторожить первым вызвался Туйвин. Морт не был уверен в коротышке… но повторил про себя: "Со мной ничего не случится", - и уснул.
Проснулся он, когда солнце уже порядочно поднялось, но разбудил его не свет, а сырость. Остановились они на пригорке, потому что долины между холмами сейчас были залиты талой водой. Да и наверху было сыро. К рассвету одежда пропиталось холодной влагой, которой был насыщен воздух. Хорошо, хоть не льдом покрылась.
– Пожрать у тебя не найдется?
– поинтересовался Туйвин, когда заметил, что Морт проснулся.
– Ты как с императором говоришь?
– притворно нахмурился Морт.
– На, держи.
Они разделили на троих несколько полосок вяленого мяса, которым наделила гостей на прощание Старшая Мать.
Махаба не преминул поддеть Туйвина:
– А если боишься похудеть, надо было оставаться в плену, там тебя получше кормили. Что, жалеешь, что за нами увязался?
– Я служу законному монарху, - отрезал коротышка, - а ты на него покушался.
– А где мы?
– Морту разговор не понравился, он решил его прервать, пока шуточная перепалка не переросла в настоящую.
– Ночью дорогу я потерял.
– Выберем холм повыше и оглядимся, - предложил эйбон.
– Нам же нужно отыскать старую дорогу, верно?
– А как ты собираешься пройти через Тархийские горы?
– вспомнил Туйвин.
До сих пор задуматься было некогда - побег, ночная скачка… теперь он заволновался. Туйвин всегда старался быть предусмотрительным и расчетливым и продумывать каждый шаг наперед.
– Через Тархийские горы я собирался пройти через перевал, по старой дороге, как все это делают. Теперь, вот, не знаю, как быть, втроем это сделать сложнее. Ну что, в путь?
Когда
Тракт петлял между холмами. Стоило въехать в лощину, и мир сужался, стягивался в окутанный туманом закуток, но всякий раз, когда троица выезжала из-за поворота, показывались горы - угрюмые темные, окутанные сизой дымкой громады, образующие бесконечную цепь. Зубчатая стена скал уходила вправо и влево, насколько хватало глаз. Эта стена отделяла территорию Зимы от обогретых праведным теплом земель, за Тархиями начинался другой мир, а по эту сторону лежал серый и холодный греховный край. Дорога уходила к горам, терялась среди холмов и озер, но там, куда тянулись бесконечно длинные лужи, в темной стене гор виднелась седловина, будто великан придавил скалы, и в горном хребте образовалась вмятина, и вершины там были не такие остроконечные, а сглаженные, пологие.
Солнце поднялось в зенит, на воде многочисленных озер играли яркие блики, тут и там попадались остатки разрушенных строений… и тишина. Ни шороха, ни стука.
Лишь когда въехали в лес, воздух наполнился скрипом и тихим шорохом молоденькой листвы, ветер шевелил верхушки невысоких деревьев.
Кони стали волноваться, фыркать и дергать поводья.
– Что-то не так, - заметил Махаба, - там, впереди.
Дорога обогнула поросший искривленными сосенками холм, и перед путниками открылась поляна, на ней - словно оставшиеся после зимы сугробы, белые груды меха. Стая снежных волков расположилась на поляне, в центре которой были разбросаны остатки пиршества хищников - обглоданные кости, клочья шкура и неопрятные вонючие груды помета. Звери вскинули морды, лошадь под Туйвином тревожно заржала. Морт не раздумывал, ударил своего жеребца пятками в бока и помчался, разбрызгивая грязь, мимо поляны с хищниками. Спутники послали коней за ним, волки вскочили и бросились на всадников. Должно быть, добыча им накануне досталась скудная, они были голодны и устремились в погоню. Морт на скаку оглянулся - Махаба, едва держась в седле, следовал за ним, Туйвин отстал, он никак не мог справиться с конем. Несколько десятков шагов - и толстяк с отчаянным криком вылетел из седла. Округлое тело описало в воздухе дугу и шлепнулось в кусты, пошел треск, Туйвин скрылся из виду. Оставшаяся без седока лошадь метнулась в сторону, с треском ломая тонкие стволы, волки преследовали ее.
Они рычали на бегу, из пастей летели брызги слюны…
За поворотом Морт натянул поводья. Жеребец был напуган, но послушался - все-таки это был отлично тренированный боевой конь, привыкший служить наезднику в сражениях и на охоте. Махаба не сумел справиться со своим скакуном и умчался дальше, а Морт повернул обратно. Звуки погони удалялись - обезумевшая от страха лошадь Туйвина ломилась через лес, сокрушая кустарник, а волки белыми размытыми тенями следовали за добычей. Они бы уступали в скорости, проходи погоня в чистом поле, однако в зарослях конь был обречен, и волки это чувствовали.