«Граждане, воздушная тревога!»

Абрамов Сергей Александрович

«Где нужно, там он и стоит, — буркнул он. — Сыпь далее, Пашка, рассказывай, а кличку тебе сообща придумаем».

И придумали, конечно: из Павла Безрукого стал Пашкой Дезертиром. В общем, мне повезло. На мотоцикле ездили по заданию Снегиря, только каждый раз номер меняли. И я ездил добычу подыскивать. Потом Стрельцову, конечно, звонил. А перед «операцией» из квартиры заранее убирали все мало-мальски ценное. Снегирь определенно кого-то подозревал, но не меня, а своих информаторов… Такими уголовными проделками я не очень-то занимался, в пустых квартирах ворье работало, а меня на стреме держали. Но вот однажды кто-то из наших жуликов подходящий комиссионный

магазин нашел, с директором сговорился, что тот все как украденное спишет: видно, полагал, что на этом деле можно самому крупно заработать. Снегирь всю шайку собрал, всем задания выдал, кто где стоять будет, кто что из готового платья заберет, кто кассу очистит, куда все это везти и где хранить наворованное. Словом, всю банду мобилизовал, и день подходящий выбрал. На орграсходы деньги, понятно, потребовались, так он их у Михельса занял. Тот сразу согласился, когда еще по телефону согласовывали, и себе ничего взамен не потребовал, кроме десятка пустых квартир. Квартиры добыть Снегирю — раз плюнуть. Вот и собралась вся банда под одной крышей… Ну, была и стрельба, конечно, парочку бандитов ухлопали, да и своим тоже досталось — к счастью, только легкие ранения…

— Хорошо поработал Пашка Дезертир, — сказал Стрельцов.

— На тебя, — кивнул я в ответ.

— Не только, — нахмурился Безруков. — Один хозяин был у московских бандитов. По профессии разведчик, последняя фамилия Михельс. Все из шайки за деньги продались, только один денег не брал: бывший врангелевец князь Невядомский, а ныне вор. С татуировкой на теле. Никогда не раздевался при всех, в грязной рубахе ходил, чтоб только наколку у него прочесть не смогли. Надпись там, говорят, малоцензурная… И еще: рация у Михельса портативная, легонькая, системы «Эри». Теперь у него десять адресов, по крайней мере, — не без горечи усмехнулся Безруков. — Всю зиму проищем — не найдем.

— Найдем, и думаю, что скоро, — особой решительности в моем голосе, однако, не было.

— Как? — спросил Павел.

— Усердием, — сказал я уже увереннее…

— Одного усердия мало.

— Есть еще и смелость, ловкость и наблюдательность.

Молчал Безруков, не нашел ответа…

А ночью, когда трех бандитов к нам отправляли, бежал Невядомский, по кличке «Князь». Одного конвоира убил сразу, а второй растерялся и упустил убийцу. Темная была ночь, тучи, как из свинца выплавленные, все небо затянули, а светомаскировка, пока еще не отмененная, облегчила побег. Однако едва ли бандит нашел укрытие. Всем комендантским патрулям был дан приказ искать по городу раздетого, в одной лишь рваной нательной рубахе. На патрульных Югов не очень надеялся и, совсем расстроенный, отложил допрос на утро, точно знал, что грабителя все же найдут.

И нашли.

Отмененный Юговым допрос позволил мне отдохнуть вечерок у себя дома. На кухне даже собрание устроили с попыткой выжать из меня все интересующие квартиру подробности о моей работе в НКВД. Новостей, однако, я рассказать не мог: не позволяла профессия. Больше всех расспрашивали заядлые курильщики — портной Клячкин и музыкант Мельников.

В городе стало тихо, воздушных налетов не было. Зато появилась новая тема: помощь союзников, никого не удовлетворявшая. Второй фронт был нужен Европе, а союзники медлили Женщины на кухне все больше о продовольственных трудностях говорили. Даже Лейдочка приуныла. Скучно живем — вот была ее тема…

Опять о Сысоеве спросила:

— Где ж он скрывается?

Я пожал плечами:

— Пустых квартир в Москве много.

А сам думал: разве нельзя обойти их все? Может,

где и зацепишься. Видимо, можно, конечно, но пока мы будем искать в одной, он отсиживается в другой. Ему это проще. Только квартиру сменить, а нам где людей взять, когда все молодые чекисты на фронтах бьются? Что доступно той горсточке чекистов, оставшейся в городе чужую разведку вылавливать? Не так уж и много, если такие инвалиды, как я, работают. Оттого и провалы, что людей не хватает; оттого и побеги таких изуверов, как Невядомский…

15. Князь Вадбальский

Работа у нас была — не то, что в редакции: свободного времени порой даже на сон не оставалось. И все же я ухитрялся иной раз посидеть в архиве: захотелось знать больше о новой профессии. Иной раз есть час — так не спать иду куда-нибудь в пустой кабинет, на сдвинутые столы, а в архив. Югов шутил: это от молодости, сил девать некуда. А я чувствовал: нравилось ему, что я старыми делами интересуюсь. Помнил я его фразу: плох тот чекист, который назад не любит оглядываться; время — лучший учебник… Вот и листал я этот «учебник», урывками листал, не знал даже толком — зачем, а вышло удачно…

Попало ко мне тридцатилетней давности дело, зафиксированное в архиве как «Дело князя Вадбальского».

Князь этот существовал, а может быть, и существует поныне, бывший поручик сначала деникинской, а потом и врангелевской армии; эмигрировать ему не удалось, занялся обыкновенной уголовщиной, сменил пяток фамилий и осел на дне с почетным для уголовника званием вора в законе. Я вспомнил о Невядомском и задумался: а вдруг «стрельцовский князь» — это не кличка, а титул, ставший кличкой по воле ее обладателя? И мотив есть: не хотелось родовое имя пятнать уголовщиной. Ведь и у горьковского Барона, рожденного на сцене Художественного театра, тоже было настоящее имя, быть может скрытое по замыслу автора из тех же соображений. А родовое имя Вадбальского, его подлинное имя тогдашние чекисты сумели открыть.

Я сообщил это Югову. Он усмехнулся и сказал:

— Допроси. Ты нашел, тебе и разрабатывать.

У нас не спорят, а выполняют. Да и самому было интересно. Может быть, Невядомский, а может быть, Вадбальский. Вот и поговорим.

Привели его. Седоват, худощав, виски впалые, небрит и грязен. Отстреливался профессионально. Если что ему и мешало, так это пара тусклых восковых свечек, так как в подвале магазина электричества не было. Потому и пули его «вальтера» только царапнули наших, но не убили. Я с удовольствием сообщил ему об этом.

— Военные? — спросил он.

— Конечно. Сержант и радист. К вашему сожалению, быть может…

— Вы правы. Жаль, — сказал он, вздохнув. Потом замолчал, подумал и спросил уже с явной насмешкой: — А ведь я догадываюсь, почему вы это сказали.

— Почему?

— Порылись в архиве?

— Допустим.

— Тогда вам и спрашивать нечего. Мой первый допрос у следователя читали?

— Все ваши «дела» читал.

— Тогда процитируйте мне ту часть протокола, в которой говорится о моем титуле и фамилии.

Я достал из письменного стола пухлую папку «Дела князя Вадбальского», нашел нужный протокол и прочел:

— «Убил я его прежде всего потому, что он дворянин и штабс-капитан, а во-вторых, потому что Вадбальский — родовое имя, без титула не произносящееся. Я действительно князь, и до уголовщины довела меня судьба».

— Сколько вам лет? — вдруг перебил он меня.

Я ответил.

— Вы еще в пеленках брыкались, когда я с маршевой скоростью почти до Курска дошел. Веселое было времечко.