«Граждане, воздушная тревога!»
Шрифт:
— Есть новости?
— Что-то застопорились у нас дела.
— Есть малость. Только у наших солдат еще один союзник есть. Хорошо помогает, лучше англичан с американцами.
— Ты о ком?
— О морозе. Говорят, еще хлеще будет.
— То-то у нас сейчас на полушубки заказы.
— Сысоева хоть поймали?
— Ловим.
И в это время зазвонил телефон. Клячкин трубку снял, послушал, протянул ее мне:
— Тебя…
— Слушаю, — сказал я и услыхал смешок Югова.
— Хорошо слушаешь?.. Лады.
— Что-то случилось?
— Случилось. Давай поскорее…
Не вышло дома ночевать. Размечтался…
Оказалось, что радисты сумели поймать пеленг, а Безруков, на счастье, был в одном из передвижных радиопеленгаторов. Везение, конечно… Но ему еще больше повезло в том, что до запеленгованного объекта ехать было три минуты ровно. С арбатского двора, из-за мусорных баков передача велась. Двое их там было. Одному удалось уйти, второго Паша ранил.
Из управления отправились в тюремный госпиталь.
Накинув на плечи белые больничные халаты, мы с Юговым и Безруковым идем сначала в кабинет главврача. Фамилия Рольного Бук — так в паспорте значится. Мы прежде всего справляемся, можно ли с ним сейчас разговаривать. Оказывается, можно. Больной ранен в правую ногу, но кость не тронута.
Сейчас Бук сидит в кресле, листая только что вышедший номер «Огонька». Никакого удивления при нашем появлении он не проявляет.
— Откуда вы родом? — начал допрос Югов.
— Из бывшей республики немцев Поволжья, — четко произнося каждую букву, отвечает Бук.
— А каким образом очутились в Москве?
— Был призван в Красную Армию, дезертировал с целью действовать по заданию абвера.
— Что значит «действовать по заданию абвера»?
— Я радист. До войны работал в Саратове в радиомастерской, в штабе дивизии тоже действовал как радист. В Москве у меня была явка к резиденту.
— Имя и фамилия резидента?
— Отто Михельс.
— Это он был с вами во дворе?
— Да. Только, как я понял, ему удалось уйти?..
Югов не отвечает, да Бук и не ждет ответа: сам все видел. До сих пор он говорил правду.
А Югов уже спрашивал:
— Где вы получили эту явку?
— Под Наро-Фоминском. Мне дал ее тоже агент абвера Макс Зингер, работник штаба той же дивизии.
— Расскажите подробнее.
— Подробнее не могу: не знаю. Зингер — где-нибудь в дивизии или бежал. Михельс действует здесь, в Москве.
— Адрес явки?
— Большая Молчановка, двадцать три. Только едва ли вы там сейчас кого-нибудь найдете. Если провалена явка, то резидент тотчас же находит другую.
— В такой же квартире жили и вы? — собирал по крохам свою информацию Югов.
— Да, там же поместил он и меня…
Я слушаю агента и все более убеждаюсь, что он заваливает абверовца с откровенным удовольствием. Может быть, потому,
— Ни одного русского я не убил, да у меня и оружия не было. Передавал радиошифровки, и все. А вы не скажете, будут ли меня судить?
— Обязательно будут, — согласился Югов.
— Значит, прямо в Сибирь?
— Это уж как трибунал решит. А может быть, и здесь останетесь. Подождем, когда Михельса изловят. Для разоблачения его понадобитесь.
Допрос еще продолжался, когда меня позвали к телефону. Звонил Стрельцов. Ничего не объясняя, просил приехать.
На Петровку я пошел пешком. От нас это недалеко. Не видно ни очередей у магазинов, уже и следа не осталось от той спешки, беготни, распродажи вещей прямо на тротуарах и той напряженности, в атмосфере которой жила Москва во время эвакуации. Уже никто не спрашивал, выдержит ли город прорыв вражеских танков.
У Стрельцова я застал в кабинете облаченного в чистенький ватник Смирного, уже подписывающего протокол допроса, по-видимому законченного.
— Поздно приходишь, — недовольно проговорил Стрельцов, — машину, что ли, не мог взять? Знал ведь, если Стрельцов звонит, то не зря, а по делу. Теперь можешь сам допрашивать. Кое-что о связях с Михельсом, которого вы никак поймать не можете. Садись прямо на мое место и записывай, если он что-нибудь новое для вас скажет. Наш допрос мы уже провели.
— Значит, еще протокол подписывать? — неохотно протянул Смирный.
Я усмехнулся, подумав, что для меня тоже не сладко раскапывать чужой мусор.
— Придется.
— О Михельсе, что ли?
— О нем, — кивнул я утвердительно.
— Не хотелось мне раньше его выдавать, но ведь своя рубаха малость поближе к телу.
— Полбанды вашей немецкий шпион купил, — сказал я.
— Троих он купил, тех, что вашему ведомству передали. А я отказался. Ей-богу, не могу на мокрые дела отзываться.
— Значит, все-таки знали, что он из абвера?
Смирный пожевал губами, потом сплюнул в пепельницу. Явно не радовал его наш разговор. Я, признаться, даже не понимал его верности воровскому долгу.
— Знать-то знал. Но не идти же мне стучать. Кто тебе помогает — не капай на того. Ведь это он нам адрес магазина дал, даже сказал, кто вахтером будет. Правда, засыпались мы в этом магазине, но Михельс ни при чем. Не он выдал.
— А когда познакомились с Михельсом? — спросил я.
— В самом начале войны, в ресторане «Москва». Невядомский туда тоже ходил, он меня и свел с Михельсом. Мы, говорит, хорошо платим. Но если по правде, не из-за войны я отказался. Не моя война, и на фронт не хочу. Нам и без войны работы хватит. Отказался я из принципа.