Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.

Томас Хью

В тот же день 16 ноября, когда последние республиканцы покинули правый берег Эбро, вошло в силу англо-итальянское соглашение. Оно стало последствием Мюнхена. Форин Офис согласился на него, поскольку из Испании обещали вывести 10 000 итальянцев, о чем Муссолини в Мюнхене договорился с Чемберленом. По настоянию последнего реализация соглашения была отложена до ноября. В Испании продолжали оставаться примерно 12 000 отборных вояк дивизии «Литторио» под командой Гамбары. Берти был смещен. Кроме того, оставались летчики, танковый корпус и артиллеристы, а также командование четырех смешанных дивизий испанцев. Остальные итальянцы были готовы покинуть Испанию. 20 октября в Неаполь прибыли 10 000 солдат. Король Виктор-Эммануил и население страны восприняли их появление без особой радости. Но Чиано вскоре забыл свое недовольство, когда получил от Франко сувенир – батальную картину Сулоаги, на которой битва была озарена сполохами пламени. Таким образом, кабинет Чемберлена пришел к выводу, что долгожданное соглашение наконец вступило в силу.

Через сутки,

выступая в палате общин, Иден вспомнил, как, подписывая в апреле это соглашение, лорд Перт сказал, что «предпосылкой» для вступления его в силу будет разрешение испанского вопроса. Но вместо этого, как сказал Иден, за счет Испании состоялась англо-итальянская сделка. Справедливость этого замечания подтвердилась, когда 3 ноября, выступая в палате лордов, Галифакс сообщил: «Муссолини неизменно давал понять, что, независимо от точки зрения Британии, он не готов смириться с поражением Франко». Гражданская война в Испании полыхнула и в Северном море. В семи милях от Кромера вооруженное торговое судно националистов «Надир» потопило пароход «Кантабрия» с грузом продовольствия для республики. В ноябре подверглись нападениям одиннадцать английских судов, стоящих в республиканских портах. Но английская публика была куда больше занята появлением на своих берегах гигантской панды, игрой «Монополия» и умилительным зрелищем королевской семьи, распевавшей «Под раскидистым ореховым деревом», чем заботами о потонувших судах.

Примечания

¹ Один из руководителей восстания в Астурии 1934 года, Вальедор в 1936–1937 годах воевал там же. В 1938 году он совершил побег из тюрьмы в националистской Испании.

² 7 декабря 305 членов Британского батальона были восторженно встречены на вокзале Виктория: Эттли, сэром Стаффордом Криппсом, мистером Галлахером и Томасом Манном. Сэм Уайлд отдал батальону последний приказ – «Разойтись!». Независимый комитет помощи изо всех сил поддерживал семьи погибших.

Книга седьмая

КОНЕЦ ВОЙНЫ

Глава 71

Испания националистов и Испания республиканцев после окончания кампании на Эбро. – Тяжелое положение республики и ее сдержанность. – Конец POUM. – Планы мирных переговоров. – Кампания в Каталонии. – Две армии. – Первоначальное сопротивление. – Крах. – Падение Барселоны.

После завершения битвы на Эбро националисты воспряли духом, хотя агитация «красных» в тылу продолжалась. Был арестован английский вице-консул в Сан-Себастьяне мистер Гудмен, которому предъявили обвинение в шпионаже в пользу республики¹. Когда генерал Мартинес Анидо, министр общественного порядка, умер от пневмонии, распространились ложные слухи, что он якобы был убит – скорее всего, Серрано Суньером, который откровенно недолюбливал его. Говорили, что существует заговор с целью убийства Франко. Не подлежит сомнению, что прошли многочисленные аресты. «Тюрьмы, – писал немецкий посол Шторер, – переполнены, как никогда раньше. В здешней тюрьме (то есть в Саламанке), рассчитанной на 40 человек, по рассказам, сидит 1800 заключенных». В сентябре националисты объявили, что с начала войны они захватили в плен 210 000 человек, из которых 134 000 оказались на «свободе» – обычно их направляли на какие-нибудь «общественные работы». Остальные продолжали сидеть в тюрьмах. Прошли две волны казней так называемых шпионов – каждый раз расстреливали по несколько сот человек. Фаланга и церковь продолжали оставаться в неприязненных отношениях, хотя избегали открытых ссор. Несмотря на образование, полученное у иезуитов, Серрано Суньеру так и не удалось перекинуть мост между двумя слоями испанского общества. Так, текст нового закона о среднем образовании представлял собой безуспешную попытку компромисса между фалангой и церковью: один час в неделю отдавался «патриотическому обучению молодежи» и два часа – «преподаванию религии». Хотя католицизм был объявлен «сутью испанской истории», из двух иностранных языков, рекомендованных к изучению, один должен был неприменно быть немецким или итальянским.

Ситуация с экономикой в националистской Испании по сравнению с недавними временами теперь тоже оставляла желать лучшего. Для тех, кто имел возможность купить продукты, их хватало, но рост заработной платы заметно отставал от роста цен на продовольствие, несмотря на официальную политику жесткого контроля над ценами. Из-за трудностей с общественным транспортом стоимость билетов менялась от района к району. Производства потребительских товаров почти не существовало. Но в основных областях промышленности с 1935 года выпуск продукции неуклонно повышался. И если в последний год мира в Бискайе было добыто 115 000 тонн железной руды, то в 1938 году из провинции вывезено уже 154 000 тонн. Товарооборот в порту Бильбао увеличился на 50 процентов по сравнению с мирным временем. Правда, имелись основания предполагать, что рост мог быть еще заметнее.

Поскольку правительство националистов отчаянно нуждалось в дополнительных военных поставках для нового наступления, к которому оно готовилось, ему наконец пришлось согласиться с немецкими требованиями. В соответствии с ними немцы могли вкладывать в горную промышленность до 40 процентов основного капитала. По отношению к одной шахте

эта доля равнялась 60 процентам, а на еще четырех доходила до 75 процентов. В Марокко, где испанские законы о шахтах не действовали, немцы могли владеть всеми 100 процентами капитала. Испания взяла на себя все расходы по пребыванию в стране легиона «Кондор» и обязалась импортировать шахтного оборудования на 5 миллионов рейхсмарок. Перевооружение легиона и другие поставки из Германии в националистскую Испанию стали самым существенным актом иностранной интервенции во время Гражданской войны. Они давали Франко возможность почти сразу же перейти в новое наступление и нанести мощный удар республике, у которой истощились запасы военного снаряжения. Если бы не эти поставки (сами по себе они явились следствием немецкой убежденности после Мюнхена: что бы они ни делали в Испании, ни Англия, ни Франция не будут вмешиваться в Гражданскую войну), переговоры о мире, как бы Франко ни протестовал, стали бы неизбежными.

Сторона республиканцев постаралась скрыть размеры поражения, оправдываясь удачной эвакуацией войск с правого берега Эбро. Кроме того, националистам понадобилось три месяца, чтобы отвоевать территорию, потерянную за два дня. Все чаще были слышны призывы к национальной гордости, все чаще упоминалось отечество и славное прошлое. Оживилась пропаганда каталонской автономии. Что же до свободы религии, наконец было получено разрешение открывать церкви, хотя пока только по случаям похорон и свадеб. 17 октября через Барселону прошла частная похоронная процессия, хоронившая погибшего баскского офицера, в которой принял участие Альварес дель Вайо. 9 декабря даже начал воссоздаваться комиссариат по делам религий, который должен был обеспечивать различные части капелланами, но поражение в каталонской кампании не позволило этому замыслу реализоваться.

Продовольствия в республике теперь явно не хватало. Зимой 1938/39 года в Мадриде полмиллиона человек получали в день две унции чечевицы, бобов или риса и немного сахара или патоки. Чечевица, самая распространенная еда, называлась «пилюльками победы» доктора Негрина. Республике приходилось закупать продовольствие за границей, но поставки шли нерегулярно, потому что грузовые суда подвергались постоянным налетам. Сэр Денис Брэй и мистер Лоуренс Вебстер сообщили Лиге Наций, что население республики оказалось на грани голода, да и нищенский рацион не всегда поступает. В Барселоне, где скопилось около миллиона беженцев, положение стало просто катастрофическим. Международный комитет помощи детям беженцев мог оказать помощь только 40 000 детей из общего их количества в 600 000, хотя комитет финансировали 17 государств. От британского правительства в его фонд поступило 20 000 фунтов стерлингов. В 1939 году оно дало еще 100 000 фунтов. Но средств продолжало не хватать, ведь стоимость даже одноразового питания хотя бы для трети этих детей в зимний период составляла 150 000 фунтов стерлингов. Националисты подчеркивали контраст между голодающей республикой и своими территориями, сбрасывая на Мадрид и Барселону пакеты с ломтями хлеба. Республиканцы в ответ забрасывали с воздуха рубашки и носки, чтобы показать противникам свое превосходство в выпуске потребительских товаров.

Но и оно оставляло желать лучшего. Главной причиной бедственного положения, без сомнения, была блокада. И все же крах производства в конце 1938 года нельзя было объяснить только ею или всеобщей неприязнью финансового мира Европы к Испанской республике. По крайней мере, частичную ответственность за экономические беды республики еще до коммунистов несут и политический разброд среди анархистов, и потеря уверенности в своих силах CNT. Правда, была область, положение дел в которой республика могла бы оценивать с оптимизмом, – это образование. «На Мадридском фронте, – рассказывал Антуан де Сент-Экзюпери, – я посетил школу, расположенную всего в пятистах метрах от окопов, на холмике, прикрытом небольшой стенкой. Капрал преподавал ботанику, тщательно отделяя пестики от тычинок. Вокруг него собрались обросшие бородами солдаты. Подпирая головы руками и морща лбы, они были полны внимания. Солдаты не очень хорошо понимали тему урока, но им внушали: вы еще животные, вы только что покинули свои норы, и мы хотим спасти вас для человечества. С трудом, но они стремились к просвещению». Неизменное присутствие этого высокого духа заставило делегацию французских журналистов и политиков признать слова Раймона Лорана: «Вы боретесь за благородное дело всего человечества – и в равной мере за безопасность Франции».

В октябре 1938 года лидеры POUM (кроме, конечно, Нина) наконец предстали перед судом. Незадолго до этого прошел процесс нескольких настоящих фалангистов, вовлеченных в эту историю. Тринадцать из них, включая Гольфина, Дальмау и Року, были приговорены к смертной казни и расстреляны за преступления, которые в условиях Гражданской войны были не чем иным, как шпионажем. Когда руководство POUM предстало перед трибуналом, дело против них практически рассыпалось. Все они, как и Нин, устояли перед жестоким давлением коммунистов, вынуждавших их к признанию. И если Сталин и Ежов планировали показательный процесс с сенсационными признаниями по образцу московских, то они потерпели поражение. Министры и бывшие министры республики во главе с Ларго Кабальеро и Сугасагойтиа дали показания в пользу POUM. Приговор счел, что члены POUM были подлинными социалистами, и снял с них обвинения в государственной измене и шпионаже. Все же их приговорили к различным срокам заключения за участие в мятеже мая 1937 года и за революционную деятельность, мешавшую военным усилиям².