Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.
Шрифт:
9 Ансальдо сказал, что это наступление стало результатом личной инициативы Франко. Некоторые паникеры в националистской Испании были убеждены, что за кампанией стоят немцы, которые стараются продолжить войну. Генерал Вигон, монархист, ныне начальник генерального штаба при Франко, возразил, что вряд ли Франко мог пойти на такую глупость, поскольку он тщательно изучил тактику и стратегию Первой мировой войны.
Глава 69
Сражение на Эбро. – Его непродуманность. – Начало кампании. – Националисты застигнуты врасплох. – Наступление на Гандесу. – Война на истощение. – Внутренний кризис республики. – Новое правительство доктора Негрина. – Попытки заключения сепаратного мира. – План вывода. – Муссолини соглашается отвести часть сил. – Чехословацкий кризис и Испания.
Утром 24 июля 1938 года в Барселоне состоялось совещание Военного совета республики. Негрин уже предварительно высказал совету свое мнение, что, если повсеместно не будут проведены отвлекающие маневры, удержать Валенсию и Сагунто не удастся. Генерал Рохо, который вернулся на пост начальника генерального штаба, в свою очередь, предложил нанести удар с севера по клину националистов, протянувшемуся до самого моря. План заключался в том, чтобы ударами из нескольких точек пробить переход через Эбро примерно
Военный совет республики разработал план операции на Эбро. Хотя Альварес дель Вайо указал, что ситуация в Леванте носит опасный характер, план был принят. Все же со стороны республики это решение было необдуманным и поспешным. Учитывая, что военного снаряжения не хватало, а граница с Францией снова оказалась закрытой, наступления начинать не стоило. Достаточно было опыта Брунете, Бельчите и Теруэля. И эта кампания пошла по проторенному пути: быстрый успех наступления, обороняющиеся националисты спешно получают подкрепление с других фронтов – и переходят в контрнаступление. Именно так складывалась битва при Эбро, хотя с гораздо более тяжкими последствиями.
Тем не менее в четверть первого безлунной ночью с 24-го на 25 июля началось форсирование реки в том месте, которое еще на маневрах отметил проницательный начальник штаба 15-й бригады Малькольм Данбар. Части под командованием Тагуэны начали пересекать реку между Мекиненсой и Фагоном. Листер со своей армией приступил к форсированию в нескольких точках большой дуги, протянувшейся между Фа-гоном и Чертой, точнее, во Фликсе, Мора-ла-Нуэва, Миравете и в Ампосте, что лежала в 50 километрах южнее, у самого моря. Для переправы были подтянуты 100 лодок (каждая вмещала 8 человек), 5 понтонных мостов и еще 5 других конструкций. Едва их навели, через реку стали перебрасывать военное снаряжение1. Первым на другой берег переправился батальон Ганса Беймлера 15-й интербригады, состоящий из скандинавов и каталонцев, командиры которых подбадривали их криками: «Вперед, сыны Негрина!»
Карта 32. Битва на Эбро
Другая сторона реки от Мекиненсы до моря охранялась в то время Африканской армией, которую недавно возглавил вернувшийся к командованию Ягуэ. Хотя до ее офицеров доходили слухи, что на том берегу реки скапливаются большие силы, в эти ранние часы 25 июля наступление застало их врасплох. В половине второго утра Ягуэ получил донесение от полковника Пеньярредонды, под командой которого был сектор Моры: республиканцы форсировали Эбро, в тылу некоторых его частей слышна стрельба, а сам он и штаб его дивизии потеряли связь с флангами. Полковник был одним из самых неприятных бестолковых офицеров в армии националистов. С особой ненавистью он относился к интербригадам и на свою ответственность отдал приказ расстреливать на месте любого бригадиста, взятого в плен. Он даже заставил Питера Кемпа, служившего в одном из его батальонов, расстрелять соотечественника-ирландца, чтобы таким кровавым образом выразить свой протест против интервенции2. Тем временем 14-я франко-бельгийская интербригада форсировала Эбро около Ампосты и вступила в бой с силами генерала Лопеса Браво. Переправа потерпела неудачу, хотя в любом случае наступление на этом участке считалось отвлекающим маневром. Тем не менее бой тут продолжался 18 часов, после чего оставшиеся в живых в беспорядке перебрались обратно через реку, потеряв 600 человек и оставив большое количество снаряжения. Но выше по течению первые атаки принесли успех. К рассвету все прибрежные деревушки в центральной части фронта были заняты республиканцами. Через реку навели надежные переправы. Оказавшиеся за рекой части, включая и 15-ю интербригаду, продолжали продвижение в глубь территории, обходя с флангов, окружая и захватывая в плен деморализованные части полковника Пеньярредонды. К вечеру он вместе со своим штабом и теми, кого мог взять с собой, получил разрешение отступить. Полковник добрался до Сарагосы, и на войне его больше не видели. На севере, у Мекиненсы, Тагуэна продвинулся на пять километров от Эбро. В центре Листер оставил за собой 25 миль и почти вышел к центру коммуникаций Гандесу. Между ним и рекой были захвачены все основные наблюдательные пункты на высотах. В плен попали 4000 националистов. Генерал Франко уже отдал приказ о переброске подкреплений в этот район. Ими стали дивизии генералов Баррона, Галеры, Дельгадо Серрано, Рады, Алонсо Веги, Кастехона (из Андалузии) и Ариаса. Собрать подкрепления было нетрудно, поскольку на всем пространстве от Пиренеев до Теруэля Франко держал под ружьем полмиллиона человек.
Основное сражение развернулось у Гандесы. Стояла удушливая жара арагонского лета, но Листер круглосуточно штурмовал город. 1 августа 15-я интербригада предприняла самый отчаянный штурм высоты 481 прямо перед Гандесой, которую называли Прыщ. Бой снова обернулся большими жертвами, как это было и в марте. Среди убитых оказался Льюис Клайв, лейтенант бригады, член муниципалитета от социалистов в Южном Кенсингтоне, получивший образование в Итоне и Кембридже. Прямой наследник Клайва Индийского, он в 1931–1932 годах был четвертым номером в гребной восьмерке Оксфорда и даже выступал за Англию на Олимпийских играх. В роте Клайва был убит и двадцатисемилетний Дэвид Хейден-Гест, сын члена палаты лордов от лейбористской партии лорда Хейден-Геста; в свое время он учился в Тринити-колледже и был одним из первых учеников Витгенштейна. Коммунистом он стал после учебы в Геттингенском университете. Когда Дэвид читал лекции в университетском колледже в Саутхэмптоне, его запомнили как человека очень умного и рассеянного, который не имел ровно ничего общего с милитаризмом3.
2 августа наступление республиканцев завершилось. Фронт протянулся прямой линией от Фагона до Черты, вдоль основания дуги, которую тут делает Эбро, но дальше так и не продвинулся, оставив в руках националистов Вильяльбу-де-лос-Аркос и Гандесу. На севере выступ между Мекиненсой и Фагоном тянулся на десять километров в самом широком своем месте. Войска республики начали лихорадочно закапываться в землю, рыть окопы. Националисты предприняли методичные разрушительные налеты авиации. Бомбежки с большой высоты, в пикировании, на бреющем полете следовали одна за другой. Перед националистами стояла незавидная цель отбить обратно высоты, захваченные республиканцами. Немецкие наблюдатели отмечали, что в войсках отнюдь не царит высокий
Франко прибег к тактике интенсивных артиллерийских обстрелов и воздушных налетов на определенную точку, небольшую по размерам, так что сопротивление становилось практически невозможным. Затем на штурм шло сравнительно небольшое подразделение, случалось, силами до двух батальонов. Поэтому битва на Эбро приобрела характер артиллерийских дуэлей; уникальный случай для Испании, где была в ходу классическая формула: «Артиллерия покоряет пространство, пехота занимает его». Первое такого рода наступление националистов состоялось 6–7 августа, когда Дельгадо Серрано решил ликвидировать «карман» на севере между Мекиненсой и Фагоном. Республика оставила на поле боя 900 погибших, 1600 ружей и 200 пулеметов. 11 августа Алонсо Вега и Галера поднялись в контрнаступление на южной части фронта, где тянулись горы голубоватого песчаника Сьерра-де-Пандольс. К 14 августа Листеру пришлось оставить высоту у Сайта-Магдалены. 19-го числа в очередное наступление пошел уже Ягуэ. Его целью были позиции республиканцев, расположенные на пологих северных склонах горы Гаэта. Оно в конечном итоге увенчалось успехом. 3 сентября в наступление двинулись два армейских корпуса Ягуэ и Гарсиа Валиньо (он был переведен из Леванта, и под его началом оказалась только что сформированная армия Маэстрасго, состоящая из дивизий Галеры, Дельгадо Серраны, Ариаса и Мохаммеда эль-Муссиана, единственного марроканца, который вырос до командира дивизии в армии националистов). Часть Гандесы была отбита, и националисты вернули себе деревню Корбера в распаханной долине между Пандолом и горой Гаэта. Таким образом, после шести недель боев республика потеряла примерно двести квадратных километров отвоеванной ею территории. Но это изложение сухих фактов не может дать полной картины неустанных упорных боев в палящей августовской жаре. Каждый день, пока было светло, самолеты националистов, порой по 200 одновременно, кружили над республиканскими линиями, почти не встречая сопротивления со стороны остатков зенитной артиллерии и авиации их противников. К началу августа республика окончательно уступила воздушное пространство. Это полностью свело на нет преимущество республиканцев, засевших на высотах. В течение первых пяти недель контрнаступления авиация националистов ежедневно сбрасывала до 10 000 бомб. Но саперы республики, которые под бомбежками восстанавливали переправы, доказали, что они не уступают в стойкости тем, кто дрался на передовой. Этот аспект сражения очень примечателен, потому что поразить с воздуха небольшую цель было особенно трудно. В Барселоне подсчитали, что для уничтожения одного понтонного моста надо было потратить не менее пятисот бомб.
Первоначальные успехи на Эбро воодушевили республику. Даже Асанью удалось убедить, что ход войны теперь складывается в ее пользу. И лето действительно стало временем надежды для всех республиканцев. Чехословацкий кризис угрожал перерасти в общеевропейский конфликт. Республика старалась доказать Франции и Англии, что в случае войны она сможет стать ценным союзником. Косвенно это вызвало правительственный кризис в начале августа. Негрин в последней попытке мобилизовать все силы республиканской Испании предложил направить на нужды войны промышленность Каталонии, которой до этого руководил Женералитат. Кроме того, он заявил, что армия должна контролировать деятельность зловещего SIM, а в Барселоне в рамках министерства юстиции было создано специальное отделение для предотвращения контрабанды и вывоза капитала. Но и Айгуаде, и Ирухо, министры от Каталонии и Басконии, воспротивились этим мерам, в которых они заподозрили желание покончить с сепаратизмом. Негрин знал, что Асанья поддерживал этих министров не столько из-за любви к сепаратизму, сколько из-за неприязни к его политике «сопротивления». В результате премьер-министр спровоцировал кризис. Ожидали утверждения пятидесяти восьми смертных приговоров за диверсии и шпионаж, из-за чего и разгорелся спор на заседании кабинета. Негрин потребовал их утверждения, а когда кабинет ему оказал, предложил, чтобы Компаньс, глава оппозиции, сформировал новое правительство. Асанья выдвинул идею призвать давнего эмиссара мира социалиста Бестейро, который, наверное, мог бы сформировать правительство, способное вести переговоры или даже дать согласие на капитуляцию. В это время «Ла Вангуардия», газета, которая безоговорочно поддерживала политику Негрина, опубликовала список возможного правительства Бестейро, в котором Негрину было поручено какое-то несущественное министерство. Премьер-министр объявил, что он на какое-то время покидает Испанию. В это время коммунистическая партия, с которой Негрин постоянно был на связи, организовала поток телеграмм протеста, которые слали полевые командиры, включая командование Армии Эбро и частей в Каталонии5. Одновременно состоялся парад советских танков на Пасео-де-Колон. И Негрин получил предложение Асаньи сформировать новое правительство. В нем места, оставшиеся свободными после Айгуаде и Ирухо, заняли каталонский политик из PSUC и баскский социалист. Кризис был вызван ссорой по вопросу о продолжении войны. В ней с одной стороны участвовали Асанья с Прието у него за спиной, а с другой – коммунисты и Негрин. Это была последняя вспышка давнего пламени каталонского сепаратизма, направленного против центрального правительства.
Поскольку Негрин продолжал искать компромиссы с коммунистами, он опозорил себя в глазах истории. Но в августе 1938 года, как и раньше, у него не оставалось выбора, кроме как сесть ужинать с дьяволом. Его попытки вступить в мирные переговоры, которые он скрывал от коммунистов, оказались безуспешными. Франко была нужна полная и исчерпывающая победа, после которой побежденные оказались бы в абсолютной его власти. Негрин знал, что представляет собой юстиция националистов, и не мог даже предполагать, что будет оправдан, если предоставит Франко свободу действий по отношению к тем тысячам солдат, которые сражались под его началом. Республике оставалась единственная надежда – продолжать сопротивляться, пока не взорвется вся ситуация в Европе. Тогда, возможно, немцы и итальянцы резко сократят свою помощь националистам или вообще откажутся от нее. Конечно же Франция и, может быть, Англия в этом случае примут участие в испанской войне на стороне республики, как и она выступит на их стороне. А тем временем самыми настойчивыми и стойкими сторонниками политики сопротивления продолжали оставаться коммунисты. Но Негрин в своих поисках мирных переговоров не доверял коммунистам. И он отнюдь не был игрушкой в их руках. Цели его политики совпадали с теми, которых придерживался Сталин: иметь возможность в любое время вести двойную игру. По отношению к коммунистам это представляло известную опасность, но в столь неортодоксальной стране, как Испания, такая политика вполне могла увенчаться успехом. Может, Негрин вспоминал, как генерал Чан Кайши успешно обманул коммунистов в Шанхае в 1926 году.