Гребень Дяди Нэнси
Шрифт:
Дом был небольшой. Два этажа, небольшой балкончик над входом, синие стены, тонкие белые колонны. Вершины колонн украшены изящными резными решетками, тоже покрашенными в синий.
— Может это и есть Дом Синего Кружева? — я подошел к Прохору и встал рядом с ним. Никаких вывесок над входом не имелось, а сад при ближайшем рассмотрении выглядел запущенным. Как будто когда-то его планировали практически как произведение паркового искусства, но когда бросили стричь кусты и подравнивать газоны, от былого великолепия остались только намеки. И садовый гном с отломанным носом посреди бывшей клумбы, на которой сейчас вместо культурных
Прохор быстро взбежал по ступенькам, доставая из кармана ключ. Мне стало как-то тревожно.
— Подожди! Гизмо же нас предупреждал, что не надо лезть сразу! А что, если…
— Что, если что? — Прохор повернулся ко мне. — Давай хотя бы посмотрим, что там внутри. Это будет точно надежнее, чем собирать информацию у каких-то Игорей, да и фиг знает, когда это еще получится. Кроме того, он может и не открыться…
Прохор сунул ключ в замочную скважину. Почему-то я сразу знал, что он подойдет. Здесь в ноктюрнете очень мало всего происходит случайно. Замок щелкнул, дверь распахнулась. Изнутри пахнуло чем-то сладковатым, смутно-знакомым. Но запах был не сильный и практически сразу исчез. В глубине дома зажглась свеча.
— Разве это место не должно быть заброшенным? — спросил я. Тут глаза мои привыкли к полумраку, и я смог разглядеть внутреннее убранство.
Дверь вела сразу в большую гостиную, без всяких прихожих или тамбуров. Напротив входа был большой камин, рядом с ним стояло кресло-качалка и маленький столик. На этом самом столике и горела свеча. А в кресле сидела девушка. При взгляде на нее у меня перехватило дыхание. Она была очень тонкой, с прозрачной белой кожей и мультяшным профилем. Как будто нарисованная, но живая. В ее огромных глазах призрачно поблескивал огонек свечи. Бледно-голубые волосы волнами спадали до самого пола. На тонких бледных губах играла легкая полуулыбка. В тонких пальцах девушка держала вязальный крючок.
— Приветствую добрых мсье, — голос девушки оказался точно таким, как я и ожидал — нежный, как звон серебряных колокольчиков.
— Очень странно, Остап, — Прохор встал на на пороге, не заходя внутрь. — Дамочка ведет себя так, будто она здесь хозяйка. А ведь это не так, верно, мамзелька?
— Конечно, не так, милый Прохор! — девушка взяла со столика ножницы, отрезала прядь своих волос и начала сматывать их в клубок, как тончайшую голубую нитку. — Этот дом — моя тюрьма, его бывший хозяин меня запер и повелел плести кружево из своих волос. По условиям проклятия я должна превратить в кружева все свои волосы, но они, увы, растут быстрее, чем я успеваю вязать…
— И кто же наложил это страшное проклятие? — голос Прохора звучал холодно и иронично. Кажется, он ей не верил.
— Я не могу назвать его имени, увы, — из прекрасного глаза девушки выкатилась жемчужная слезинка и упала на пол, словно бусина.
— Может мы можем как-то тебе помочь? — спросил я и сделал шаг вперед. Она выглядела такой хрупкой и такой несчастной. Хотелось обнять ее, ощутить под пальцами тонкий шелк ее удивительных волос, смотреть в ее бездонные глаза…
— Стой, Остап! — Прохор схватил меня за рукав. — Мы заглянули только на разведку, помнишь?
— Прохор, будь повежливее, — я нервно дернул рукой, оставив в руке Прохора обрывок бахромы. — Видишь, девушке плохо!
— С чего ты вообще взял, что это девушка? Только потому что у нее есть сиськи? — Прохор хмыкнул,
— Может они тоже начали с хамства, как и ты же, — огрызнулся я.
— Разве не ты минуту назад просил меня не торопиться открывать дверь?
Девушка слушала нашу перепалку, а в ее пальцах виртуозно танцевал вязальный крючок. Клубок быстро таял, превращаясь в изумительно красивое кружево, на котором расцветали несуществующие цветы, переплетаясь с замысловатыми узорами. Я не мог оторвать глаз от этого волшебства, уже не слушая, что именно мне говорит Прохор.
— Остап, стой! — Прохор рванул меня за плечи и развернул к себе. — Что с тобой такое?
— Не трогай меня! — я попытался оттолкнуть Прохора, но руки двигались слишком медленно. Так бывает во сне, когда пытаешься драться. Как будто двигаешься в желе. Прохор выволок меня на крыльцо и захлопнул дверь. Я свалился мешком ему под ноги, и тут из моих глаз почему-то полились слезы. Сознание спуталось, в голове кипела обида и горечь страшной утраты. Прохор взял меня под мышки и поволок со ступенек. Я пытался отбиваться и кричал что-то бессвязное насчет того, что он только что разрушил мою мечту о любви всей жизни, что я его ненавижу, что он с самого начала вел себя как мудак, что наш дурацкий пакт был чудовищной ошибкой. Я требовал, чтобы он меня немедленно отпустил, а сам убирался на все четыре стороны, раз испугался несчастной девушки, равной которым он никогда в жизни не встречал и не встретит…
Я пришел в себя, когда Прохор зарядил мне оглушительную оплеуху. Потом еще одну. В голове зазвенело, но мысли, кажется, вернулись в норму.
— Остап? — Прохор наклонился и посмотрел мне в лицо. — Ты как?
— Норм… Кажется, нормально, — я сел и посмотрел на свою разорванную обо что-то штанину. Из длинной царапины сочилась кровь, но боли я не ощущал. Не везет что-то моим нарядам… — Что я только что говорил?
— Эммм… — Прохор хмыкнул, как будто сдерживая смех. — Что-то про любовь всей твоей жизни, о которой ты мечтал с детства. И о том, как я, мудак такой, твои мечты растоптал и уничтожил.
— Звиздец… — меня бросило в жар от стыда. Огнем горели даже кончики ушей. — Жесть какая, что это было вообще?
— Прости, не сразу сообразил, что ты попал под какую-то магию, — Прохор протянул мне руку, и я встал. — Что ты видел?
— Девушка вязала кружево из своих волос, — память услужливо подсунула почти фотографический образ удивительной кружевницы. Тонкий носик, огромные глаза, волны голубых волос… Я почувствовал, как сознание снова оплетают невидимые нити тонкого кружева ее магии. Образ был таким ярким, что мне захотелось снова ее увидеть. Только я собрался сделать шаг к дому, как Прохор снова залепил мне оплеуху.
— Так-так, не разбредаемся! — для надежности он сжал мое плечо. — Вот же ты попал! Остап, ты понимаешь, что она тебя как-то привораживает?
— Наверное, — я говорил медленно. Слова будто бы тоже прорывались через желе. Это было очень странное ощущение. Я вроде как раздвоился. Один «я» остался прежним и наблюдал за происходящим откуда-то из глубины сознания, а другой «я» страдал от любви, горечи утраты и зарождающейся ненависти к лже-другу, который хочет лишить меня давно заслуженного счастья.