Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Белох Юлиус

Впрочем, даже если бы действительно некогда сущест­вовал пеласгический народ на такой обширной территории, как об этом повествует сказание, то греки доисторической эпохи не стали бы считать этот народ единой нацией, так как они лишь в VIII в. пришли к сознанию своего собственного национального единства; следовательно, они называли бы отдельные пеласгические племена различными именами. Уже из этого следует, что мы имеем здесь дело не с действи­тельным историческим преданием, не говоря уже о том, что от эпохи, предшествовавшей колонизации Малой Азии, во­обще не сохранилось никаких исторических преданий. Та­ким образом, и в этом случае дело идет лишь о простых комбинациях, притом таких, которые предполагают уже су­ществование даже позднейших песен нашей „Илиады" и „Одиссеи" и, следовательно, не могут быть старше VII или VI столетия. Историческим путем можно доказать сущест­вование пеласгов только в Фессалии. Но Пеласгиотида рав­нозначаща с Пеласгией, как Фессалиотида с Фессалией или Элимиотида с Элимией. А пеласгиоты исторической эпохи принадлежали к греческому племени, и мы не имеем ни ма­лейшего основания думать,

что в доисторический период было иначе. В самом деле, именно Фессалийская равнина и была, по всей вероятности, тем местом, где греки впервые прочно основались (выше, с.77).

Подобное же место, как пеласги, занимают в нашем предании лелеги. Гомер упоминает о них как о жителях Педаса в Южной Троаде, и еще Алкей называет находящийся здесь Антандр лелегийским городом. Позднейшие авторы считали лелегов исконными жителями Карии, где также су­ществовал город Педас, в этой стране они, по преданию, еще в эллинистическую эпоху составляли класс крепостных, по­добно илотам в Спарте. Древние крепости и гробницы, о происхождении которых ничего не знали, приписывались здесь лелегам, подобно тому, как мы теперь говорим о „пеласгических" стенах. Думали также, что некогда все побере­жье Ионии и прилежащие острова были населены этим на­родом. Отсюда нетрудно было путем аналогии сделать вы­вод, что и в европейской Греции эллинскому населению предшествовало лелегийское. Основание для этого давал целый ряд местных имен — как Фиск и Ларимна в Локриде, Абы в Фокиде, Педас в Мессении, — которые встречаются в Карии в той же или подобной форме. Один из двух мегарских акрополей назывался Карией; культ Зевса Карийского существовал во многих частях Греции. Во всех этих пунктах будто бы жили некогда лелеги, или карийцы. И действи­тельно, как мы видели, есть некоторое основание предпола­гать, что южная часть греческого полуострова в доэллинскую эпоху была занята народом карийского происхожде­ния; однако мы должны остерегаться принимать такие позд­ние комбинации за историческое предание, так как Гомер еще совсем не знает этих мифов, и только Гесиод упоминает о Локре как о царе лелегов.

Точно так же Гомер не знает и фракийцев вне тех мест, где они жили в историческую эпоху, т.е. вне северного побе­режья Эгейского моря. По позднейшему сказанию, они жили в фокидском городе Давлии и в Беотии у Геликона. Бли­жайший повод к этому представлению подал, по-видимому, род Фракидов, который занимал выдающееся положение в Дельфах и был, вероятно, распространен также в других фокидских городах; затем, имя давлийского царя Терея, по зву­ку напоминавшее фракийский язык; наконец, то обстоятель­ство, что как вблизи Геликона, так и вблизи Олимпа, во фра­кийской Пиерии, существовали храмы в честь муз. С их культом уже в сравнительно раннюю эпоху были связаны тайные мистические учения, как доказывают сказания об Орфее и Мусее. Поэтому Эвмолпа, мифического основателя элевсинских таинств, считали фракийцем; даже если бы он не был ясно назван сыном Мусея, уже одно его имя показы­вает, что он находится в связи с культом муз. Это достаточ­но характеризует значение всего сказания для истории.

Рассказывали также о переселениях в Грецию с Востока. В основе этих сказаний лежат отчасти мифы солнечного цикла, которые давали повод к развитию подобных сказаний у самых разнообразных народов; затем, в этих рассказах от­разилось сознание, что начатки высшей культуры перешли к грекам с Востока. В том виде, как эти мифы дошли до нас, это без исключения продукт позднего творчества, так как они предполагают уже существование довольно тесных сношений между Грециею и древними культурными наро­дами Азии и Египта; поэтому у Гомера еще нет и намека на эти мифы.

Так, рассказывали, что Пелопс пришел из Лидии или Фригии на полуостров, который с тех пор называется по его имени. Его можно было бы принять за героя-эпонима Пело­поннеса; но Пелопией назывались также дочь Пели, или Ниобы, и мать Кикна, сына Арея. Мать Пелопса — Эврианасса, дочь Дионы; его дед со стороны отца — Ксанф („сияющий"), двое его сыновей назывались Хрисиппом и Алкафоем. Эти имена не оставляют никакого сомнения в том, что Пелопс первоначально был солнечным героем; этим и объясняется миф о его состязании с Эномаем из-за облада­ния Гипподамией. Поэтому название Пелопоннес, неизвест­ное еще и Гомеру, означает „остров солнечного бога"; как известно, на крайней южной оконечности полуострова — мысе Тенар — стоял знаменитый храм, посвященный Гелиосу. Таким образом, первоначально Пелопс по существу тож­дествен с Гераклом, который в значительной степени вытес­нил его из мифа и культа; и в самом деле, генеалогия пело­поннесских династий в древнейшее время примыкает к Пелопсу, в позднейшее — к Гераклу. Впрочем, первое место, по крайней мере в Олимпии, всегда занимал Пелопс.

Миф о переселении Даная из Египта стоит в связи со сказанием о странствованиях Ио, которое в том виде, в ка­ком оно дошло до нас, могло сложиться лишь после того, как грекам был открыт доступ в Египет, т.е. не ранее конца VII века. Еще гораздо позднее, в IV или III столетии, сло­жился миф о египетском происхождении древнеаттического областного героя Кекропса, культ которого, впрочем, нико­гда не был всеобщим.

Мы уже видели (выше, с. 106), как превратились в фини­кийцев Феникс и брат его Кадм. Дочь или, по позднейшему мифу, сестра Феникса Европа, была будто бы уведена Зев­сом из Финикии на остров Крит, где она родила Миноса. Уже отсюда ясно, что Минос не имел ничего общего с фини­кийцами; напротив, он чисто греческий бог — точно так же, как Феникс, Кадм, Европа, его жена Пасифая, „всем светя­щая", его дочери Федра, „сияющая", и Ариадна, жена Дио­ниса. Впоследствии и Минос был низведен на степень героя; уже у Гомера он является царем Кносса, а позднее критяне приписывали ему свои

законы. Между тем местное имя Миноя часто встречается на островах и побережьях Эгейского моря: кроме самого Крита, также на Аморге, Сифне, на по­бережье Мегариды. Из этого заключили, что Минос владел всеми этими местами и, следовательно, был сильным мор­ским царем, царство которого обнимало собою Киклады и вообще весь бассейн Эгейского моря. Но в Сицилии также был город Миноя, основанный выходцами из мегарской ко­лонии Селинунт и, без сомнения, названный по имени не­большого острова Миной вблизи нисейской Мегары. Поэто­му сложилось сказание, будто Минос переселился в Сици­лию и там погиб. Так как Селинунт основан около 650 г., то этот миф не мог возникнуть ранее VI века.

Все эти сказания около начала V века приведены были в систему и связаны, с одной стороны, с мифами, образующи­ми содержание эпоса, с другой стороны — с древнейшими историческими преданиями. Хронологической основой при этом служили генеалогии героев, представленные отчасти уже Гомером, но полнее Гесиодом. Вначале Греция была будто бы населена пеласгами, затем переселились с Востока Данай, Пелопс, Кадм и другие. После этого следует поход аргонавтов, поход „семи против Фив", Троянская война и другие подобные предприятия, о которых повествовал эпос. Потом настал век великих переселений: прежде всего втор­жение фессалийцев в равнину Пенея и вызванное этим беотийское переселение, затем переселение дорийцев и союз­ных с ними элеян в Пелопоннес, наконец, колонизация ост­ровов и западного побережья Малой Азии.

Так было достигнуто мнимое подобие прагматизма в истории первобытной Греции; и если по отдельным вопро­сам уже в древности не было недостатка в сомнениях, то в общем греки смотрели на эту систему как на историческую истину. Мало того, в главных чертах ее и теперь еще препо­дают как истину. Вот почему традиционную историю грече­ской древности нельзя было обойти и здесь.

ГЛАВА VI. Распространение греков вдоль берегов Средиземного моря

Арена первобытной истории греков ограничивалась главным образом странами, расположенными вокруг Эгей­ского моря. Но уже в то время, когда складывались великие эпопеи, географический горизонт стал постепенно расши­ряться. В одной из позднейших песен „Илиады" упоминают­ся египетские Фивы; песни о странствованиях Одиссея упо­минают о киммерийцах, исконных обитателях северного по­бережья Черного моря, и о светлых летних ночах на севере, о которых греки могли узнать только на этом берегу; „Телемахия" знает, наряду с Египтом, и Ливию, а позднейшие пес­ни „Одиссеи" обнаруживают знакомство с сикелами и стра­ной Сиканией. Ни одно предание не сохранило имен смель­чаков, впервые решившихся выйти в открытое море, которое фантазия населила всевозможными чудовищами и сказоч­ными существами и которое на самом деле таило в себе не­мало ужасов и опасностей; но их подвиги продолжали жить в песнях о походе аргонавтов и о возвращении героев из-под Трои.

За открытием новых земель вскоре последовала колони­зация. Некогда, в седую старину, недостаток земли заставил греков уйти на острова Эгейского моря и на западное побе­режье Малой Азии; теперь эти области были заняты, и кому на родине становилось слишком тесно, тот принужден был переселяться в более отдаленные края. При этом в первое время торговые интересы еще вовсе не принимались во вни­мание уже по той причине, что в Греции еще не существова­ло промышленности, которая работала бы для вывоза. Иска­ли плодородных стран; а были ли вблизи хорошие гавани, это имело второстепенное значение. Поэтому первым делом поселенцев быдо — поделить между собой землю; еще в на­чале V века сиракузские старожилы называли себя надельниками. В этом заключается основное различие между греческой и финикийской колонизацией: каждое финикийское поселение было прежде всего торговой факторией, которая при благоприятных условиях могла развиться в земледель­ческую колонию; греческие поселения были с самого начала земледельческими колониями, из которых, правда, многие с течением времени стали крупными торговыми пунктами.

Древнейшая колонизация этого периода все еще напо­минала беспорядочное движение тех переселенцев, которые некогда хлынули на острова и берега Малой Азии; таковы, например, поселения ахейцев и локрийцев на юге Италии. Но по мере того, как греки направлялись все в более и более отдаленные страны, колонизация должна была принять дру­гой характер. В самом деле, плавание по лишенному остро­вов западному морю, и в особенности путь в Ливию и по бурному Черному морю, требовали опытности в морском деле, которою не обладали жители земледельческих при­брежных областей греческого полуострова, — а они-то и основывали до сих пор поселения за морем. Поэтому Атти­ка, Беотия, Арголида перестали теперь принимать прямое участие в колонизационном движении. Их место заняли го­рода, которые или совсем еще не упоминаются у Гомера, или только мимоходом, но которые, благодаря своему вы­годному положению, стали средоточиями морской торговли: Халкида и Эретрия у пролива Эврипа, который представляет наиболее удобный путь для сообщения между Грецией и Фессалией; Мегара и Коринф на Истме, где оба моря, омы­вающие Грецию, отделены друг от друга несколькими кило­метрами; Родос, Лесбос и другие острова Эгейского моря; наконец, прибрежные города Ионии, особенно Милет. Это не значит, что все колонисты, вышедшие отсюда, чтобы в далеких странах найти себе новую отчизну, были в самом деле жителями этих городов. Эти города служили лишь сборными пунктами, куда стекались выходцы из окрестных областей — все те, кто не мог найти себе пропитания на ро­дине, или кого в чужой край гнала жажда приключений или недовольство политическим строем. Однако, города, из ко­торых исходила колонизация, брали на себя организацию этого предприятия: они давали руководителей и поставляли корабли, и их учреждения служили образцом для колоний.