Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Белох Юлиус

При таком веровании особенное значение должны были иметь могилы царей. Как царь при жизни защищал свое го­сударство от неприятельских нападений, так и его дух после смерти тела охраняет страну от бедствий; притом очевидно, что дух государя несравненно могущественнее, чем дух про­стого гражданина. Итак, для всей общины очень важно со­хранить расположение столь могущественного союзника. Поэтому в погребении царя принимает участие, как мы ви­дим в „Илиаде", весь народ; все приносят жертвенные дары и все носят землю для могильного холма. Так возникли те колоссальные могилы царей, которые мы находим в Мике­нах и Малой Азии. С падением монархии этот обряд должен был, конечно, выйти из употребления; но и тогда удержался обычай оказывать основателям новых городов божеские или, как позже говорили, героические почести, а обычай хоро­нить заслуженных граждан на счет государства был остат­ком тех же древних верований.

Правда, те грубые представления, которые легли в ос­нову культа мертвых, были отчасти очень рано оставлены. По понятиям гомеровского времени, душа после погребения попадает в мрачное жилище Аида, которое помещали на са­мой

отдаленной западной оконечности земли; отсюда она более никогда не возвращается. Сообразно с этим, мы не на­ходим у Гомера никаких следов верования в воздействие мертвых на мир живых; души почивших — бессильные те­ни; в гомеровском мировоззрении нет места для веры в при­видения. Возможно, что это представление стоит в связи с обычаем сжигать трупы, который первоначально имел, веро­ятно, целью посредством быстрого разрушения тела сделать невозможным возвращение души. Может быть, также упад­ку культа мертвых у ионийцев способствовало то обстоя­тельство, что они покинули родину, где находились могилы предков. Но в самой Греции культ мертвых удержался и ока­зал сильное влияние на выработку религиозных представле­ний.

Вообще дробление нации, обусловленное характером поверхности страны, должно было глубоко влиять на разви­тие верований. Хотя отец Зевс повсюду считался верховным богом, но в каждой местности выдвигалось, наряду с ним, свое, местное божество: в Аргосе и Самосе — Гера, в Брауроне, Эретрии, Фере и Эфесе— Артемида, в Коринфе и на острове Кипр — Афродита, в Элевсине — Деметра, в Мегаре и Милете — Аполлон, в Фивах — Геракл. Притом, каждое божество имело множество прозваний, и последние сплошь и рядом должны были вытеснять в местных культах настоя­щее имя бога. Так, например, в Селинунте в V веке бог вой­ны назывался официально Фоб („приносящий страх"), боги­ня земли — Малофор („дающая плоды"), богиня смерти — Пасикратия („всепокоряющая"). Пока смысл этих прозваний оставался понятным, как в настоящем случае, до тех пор не могло возникнуть сомнений в их тождестве с общеупотреби­тельными именами богов. Но очень часто имя бога, употреб­лявшееся в культе, исчезало из разговорного языка. Напри­мер, уже современники Гомера так же мало понимали бук­вальный смысл имени Геры, как и мы; вследствие этого они считали ее особым божеством наряду с Дионой, тогда как первоначально обе составляли одно и то же лицо. Мы виде­ли, что таким же образом из Дионы-Геры выделились Афро­дита и Артемида, из Аполлона — Асклепий, из Гелиоса — Геракл, из Деметры — Персефона. Ясно, что каждое из этих новых имен должно было первоначально возникнуть в одной какой-нибудь местности и отсюда распространиться по всем областям, населенным греками. При этом могло случаться, что божество называли не тем именем, которое оно носило в культе, а по имени местности, в которой оно особенно почи­талось и которая поэтому считалась его любимым местопре­быванием. Так, Афродита, как известно, часто называется у Гомера просто Кипридой или Кифереей. Точно так же по­кровительницу Афин сами афиняне называли просто „боги­ней", а все остальные греки — „афинянкой" Так как Афины представляли один из древнейших центров греческой куль­туры, то покровительниц других городов стали отождеств­лять с афинской богиней; являются Афина Итонская, Алалкоменейская и т.д. Таким образом, Афина сделалась нацио­нальной богиней, подобно тому как аргосская Гера почти во всей Греции вытеснила из культа древнюю Диону.

Но для того, чтобы культ получил широкое распростра­нение, нужны благоприятные условия. Поэтому культ боль­шей части местных богов Греции не вышел за пределы того города или округа, в котором он первоначально возник. Ме­жду тем понятие божества совершенно субъективно; бог лишь в том случае бог, если кто-нибудь ему поклоняется [69] Даже Геракл и Асклепий для Гомера не боги, потому что в его время им не служили в большей части ионийских горо­дов; в его глазах они такие же люди, как все остальные герои „Илиады" Если Геракл — сын Зевса, то ведь такого же про­исхождения и Сарпедон. Так были разжалованы в смертные те самые существа, которые в другой части Греции счита­лись богами. Но они все-таки не обыкновенные люди, по­добные нам; они — сыновья, внуки или правнуки богов, их силы далеко превосходят силы людей, „которые теперь на­ходятся в живых", они не страшатся вступать в борьбу даже с богами. Итак, они стоят на середине между богами и людьми; они — полубоги [70] или, как это выражали одним сло­вом, которое, впрочем, первоначально имело гораздо более широкий смысл, — герои. Эти герои жили, конечно, в глу­бокой древности; так возникла та теория о периодах миро­вой жизни и о постепенном вырождении человечества, кото­рую мы находим у Гесиода.

69

Я говорю здесь, конечно, только о богах политеистической народ­ной религии.

70

У Гомера само понятие уже встречается, но, за исключением одного позднейшего места „Илиады" (XII. 23), еще нет термина для его выраже­ния. (Илиада Гомера/пер. Н.М.Минского. М., 1896. С.188).

В религиозных вопросах также, в конце концов, одер­живает верх большинство. Грек, видя, что его местное боже­ство за пределами его родины не почитается более нигде, или только в немногих соседних областях, должен был, на­конец, спросить себя, имеет ли в самом деле такое существо право считаться богом; а в этом вопросе заключался и ответ на него, ибо кто сомневается, тот уже перестал верить. Та­ким образом, многие из местных богов были низведены на степень героев даже там, где возник их культ; из бессмерт­ных они обратились в смертных, а места,

где им воздавали почести, стали считаться местом их погребения. Вследствие этого культ героев должен был приблизиться к культу мерт­вых. Граница между обоготворенными предками и богами, низведенными на степень людей, исчезла, и очень возможно, что среди бесчисленных героев, которых почитали в различ­ных частях греческого мира, было немало некогда действи­тельно существовавших людей. Во всяком случае для того, чтобы память о выдающихся людях могла в первобытное время пережить несколько поколений, нужны особенно бла­гоприятные условия. У дикаря короткая память; длинная ве­реница его предков и владык его государства скоро сливает­ся в ней в одну неопределенную массу. И вот, на место дей­ствительного родоначальника племени или основателя горо­да становятся фантастические герои-эпонимы, в которых олицетворяется имя рода, племени или города и которым воздаются почести, принадлежавшие раньше всем предкам вообще.

Когда позже, под влиянием оживленных сношений и успехов цивилизации, число божеств, в которых верил грек, сильно возросло, тогда естественно должна была явиться потребность внести какой-нибудь порядок в эту путаницу. При господствующем антропоморфическом взгляде на богов их взаимные отношения также должны были представляться подобными тем, которые существуют в человеческом обще­стве. По образцу человеческого государства, отличительны­ми чертами царства богов являются монархический образ правления и родовой строй. Во главе его стоит самый могу­щественный из богов, владыка неба и молнии — Зевс; ос­тальные божества неба являются его сыновьями и дочерьми, за исключением, конечно, царицы неба, Геры, которая, по представлениям того времени, когда складывалась эта сис­тема, в качестве супруги Зевса не могла быть его дочерью; поэтому ее сделали, по крайней мере, его сестрой. Речных богов также можно было представлять себе сыновьями Зев­са, так как реки питаются дождями; по другому верованию они являются сыновьями морских божеств — Тефида и Океана. Напротив, с божествами земли и моря Зевс связан, очевидно, менее тесным родством; поэтому Аид и Посейдон считаются его братьями, Деметра — его сестрою. Таким же образом и остальные божества связываются с главными бо­гами и друг с другом при помощи родственных отношений.

Но и сам Зевс должен был иметь отца и мать. Итак, кто же были его родители? Гомер и Гесиод отвечают: Кронос и Рея. Из них Кронос есть, вероятно, не кто иной, как сам Зевс, эпитет которого у Гомера — Хронион; так как подлинный смысл этого слова был рано утрачен, то его стали принимать за имя отца. Рея — богиня доэллинских обитателей Крита, стоящая в тесном родстве с малоазиатской „великой мате­рью" Кибелой. Именно на Крите и возник миф о происхож­дении Зевса, почему и само действие мифа было локализи­ровано на этом острове.

Запросы народной религии были удовлетворены этой системой, но теоретическое богословие не могло остано­виться на ней. Возникал вопрос о том, кто были родители Кроноса и Реи; чтобы ответить на этот вопрос, Кроноса и Рею вторично ввели в генеалогию под другими именами. Их отцом оказывается Уран, бог неба, т.е. снова тот же Кронос-Зевс, их матерью — Гея, богиня земли, т.е. та же Рея. Нако­нец, чтобы добраться до какого-нибудь начала, — Урана, на основании древних мифологических представлений, призна­ли сыном его собственной супруги Геи, которая, в свою оче­редь, вышла из Хаоса. Нескромный вопрос о происхождении самого Хаоса, вопрос, которым позже ребенок Эпикур при­водил в смущение своих учителей, тогда еще не возникал.

Так завершается эта система в Гесиодовой „Теогонии" По другой версии, которую мы встречаем уже в „Илиаде", родоначальниками богов были Океан и его супруга Тефия. Это верование было позже воспринято и развито орфиками и легло в основу древнейшей философской системы греков.

Таковы были теогонические представления греков око­ло начала VII столетия. Понятия о сущности божества были еще, конечно, очень грубы, соответственно культурному уровню того времени; человек всегда и везде создавал себе богов по собственному образу и подобию. Так как понятие о нематериальном духе было еще совершенно чуждо этой эпо­хе¹, то богов представляли себе или в виде людей, или в виде полулюдей, полуживотных; таковы, например, аркадская Деметра с головой лошади, гомеровская Гера „с лицом коро­вы", козлоногий Пан. Такие изображения богов мы встреча­ем на древнейших греческих геммах, так называемых „ост­ровных камнях", а некоторые из них, как, например, фигура кентавра, удержались даже в искусстве классического пе­риода. На этих представлениях отразилось, с одной стороны, влияние древнего культа животных, с другой, влияние вос­точных образцов.

Но сходство между богами и людьми не ограничивается внешностью; те и другие одинаково мыслят и чувствуют, одарены одинаковыми недостатками и страстями. Жизнь божественной семьи на Олимпе составляет точную копию жизни человеческой семьи, вплоть до супружеских ссор ме­жду Зевсом и Герой, играющих такую важную роль в „Илиаде" Только знаниями и могуществом боги далеко пре­восходят людей, да еще тем, что не подвержены ни старости, ни смерти.

Сообразно с этим, грек гомеровского времени представ­ляет себе отношения между богом и человеком по образцу тех отношений, которые существуют между царем и его на­родом. Как царю оказывают знаки почтения и приносят по­дарки, так бог требует молитв и жертв; в награду как царь, так и бог обязаны защищать своих подданных и поклонни­ков. Гектор — любимец Зевса в силу не своих нравственных свойств, которые до сих пор делают его для нас самым при­влекательным из всех героев троянского цикла, а многочис­ленных жертв, которые он приносил Зевсу. Но вместе с тем начинают обнаруживаться следы и более высокого пред­ставления о божестве. Добрый царь защищает правых и ка­рает виновных; того же грек ждет и от своих богов. Что это ожидание не всегда оправдывается, с антропоморфической точки зрения вполне понятно. И так как боги уделяют людям