Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Белох Юлиус

В это самое время афиняне едва не лишились своего важнейшего союзника на западе, Керкиры. Против воли и только под давлением тяжелой необходимости остров в 433 г. присоединился к Афинам; теперь, когда опасность миновала и в то же время могущество Афин было сломлено войной с Лесбосом, состоятельные классы решили восполь­зоваться удобным моментом, чтобы порвать заключенный тогда союз и снова занять нейтральное положение по отно­шению ко всем эллинским делам, составлявшее традицион­ную политику Керкиры. Из-за этого вопроса вспыхнула междоусобная война между зажиточными классами и демо­сом. Несколько дней продолжался ожесточенный уличный бой, во время которого часть города сделалась жертвой пла­мени; победа клонилась уже на сторону толпы, когда прибы­тие из Навпакта аттической эскадры в 12 триер положило конец междоусобице. Четыреста олигархов было заключено в тюрьму, прежний оборонительный союз с Афинами заме­нен наступательно-оборонительным. Но все эти успехи едва не были уничтожены благодаря появлению пелопоннесского флота, который только что вернулся из экспедиции к Лесбо­су и был увеличен подкреплениями до 55 триер. В виду го­рода произошло морское сражение, в котором пелопоннесцы без большого труда одержали победу над совершенно рас­строенным керкирским флотом; аттическая эскадра была слишком слаба, чтобы предотвратить поражение. Лакедемонский адмирал имел возможность высадить свое войско на берег

и завладеть Керкирой; но у неспособного Алкида и теперь не хватило силы для решительного шага. Между тем на высоте Левкады показался аттический флот в 60 триер, и пелопоннесцам ничего другого не оставалось, как поспешно удалиться. Керкира была спасена для Афин. Под защитой аттических кораблей керкирские демократы произвели жес­токую расправу над своими противниками; все олигархи, взятые в плен, были казнены или сами лишили себя жизни; 500 граждан из побежденной партии бежали на материк и отсюда продолжали борьбу с демократией.

Для Афин было тем важнее упрочить свою власть в Керкире, что как раз теперь наступили события, делавшие необходимым их вмешательство в Сицилии. Дело в том, что как только демократическое устройство пустило глубокие корни в Сиракузах, последние начали возвращаться к поли­тике Дейномеиидов и стремиться к восстановлению своей гегемонии над островом. Тотчас после свержения Дукетия вспыхнула из-за этого война с Акрагантом (около 446 г.), в которой принял участие весь остров, одни за Сиракузы, дру­гие против них; при реке Гимере акрагантинцы были разби­ты, понеся большой урон, и принуждены просить мира. Си­ракузы опять сделались самой могущественной державой греческого запада; поэтому халкидским городам, если они хотели сохранить свою независимость, не оставалось ничего другого, как броситься в объятия афинян (выше, с.398). Те­перь настало время, когда афиняне должны были исполнить те обязательства, которые они взяли на себя. В Сицилии вспыхнула всеобщая война. На одной стороне стояли халкидские города Наксос, Катана, Леонтины, Регий, дорийская Камарина и значительная часть туземных сикелов; на другой стороне — Сиракузы, Тела, Селинунт, Мессена, Гимера, Липара и Эпизефирские Локры; Акрагант, по-видимому, со­хранял нейтралитет. Сиракузцы имели большой перевес над своими противниками, и Афины принуждены были осенью 427 г. отправить на помощь своим западным союзникам эс­кадру в 20 триер под начальством стратега Лахеса из дема Айксоны. Несмотря на незначительность своих сил, афиняне достигли крупных успехов и, что самое главное, заставили Мессену перейти на свою сторону. Если в начале войны пе­лопоннесцы рассчитывали на содействие своих западных колоний, то осуществление этих надежд было теперь надол­го отсрочено.

Неудачи, которые постигли пелопоннесское оружие, не могли остаться без влияния на внутренние дела Спарты. На­дежда принудить Афины к миру посредством опустошения их территории не оправдалась. Рассчитывали на восстание афинских союзников, — но Потидея пала, а лесбосское вос­стание осталось изолированным и скоро было подавлено. Все попытки одолеть афинян на море вели только к позор­ным поражениям. Надежда на внутренний переворот в Афи­нах тоже обманула спартанцев. Перикл был свергнут, а его противники продолжали его политику; даже его смерть не изменила положения дел. При таких условиях и в Спарте стали подумывать о прекращении войны. Внешним выраже­нием этого настроения было возвращение царя Плистоанакта (426 г.), который 19 лет назад был лишен своего сана и изгнан за то, что он увел обратно свое войско от границы Аттики, не разорив страну, и тем побудил афинян купить мир со Спартой ценой самых тяжких жертв. События по­следних лет блестяще оправдали тогдашнюю политику. Плистоанакт старался теперь восстановить старые отноше­ния с Афинами. Весной 426 г. пелопоннесцы не произвели обычного вторжения в Аттику и переговоры были возобнов­лены. Главное требование Спарты состояло в возвращении эгинцев на их остров.

Никий и его друзья были готовы принять эти условия; но, к сожалению, они сами все более и более теряли почву под ногами. Как ни велики были их заслуги перед Афинами во время митиленского кризиса, они оказались совершенно неспособными одержать какие-нибудь решительные победы над пелопоннесцами. Как раз те самые обстоятельства, кото­рые обескураживали военную партию в Спарте, должны бы­ли способствовать усилению военной партии в Афинах. Сознание, что государство нуждается в энергичном руково­дителе, проникало все в более широкие круги населения, и благодаря этому влияние оппозиции должно было усили­ваться. Уже при обсуждении участи Митилены правительст­во лишь с большим трудом воспрепятствовало принятию предложений Клеона. Последний, будучи в это время чле­ном Совета, обнаруживал неутомимую деятельность в добы­вании необходимых для войны средств, нисколько не сму­щаясь тем озлоблением, которое вызывала в состоятельных классах его неумолимая строгость при взыскании податных недоимок. На следующий год (427—426) он был избран со­юзническим казначеем и благодаря этому приобрел руково­дящее влияние на управление союзными финансами. Оппо­зиция с успехом выступила против правительства и в суде. Даже такой человек, как Пахес, завоеватель Митилены, был привлечен к суду и только посредством самоубийства избег обвинительного приговора. Точно так же и отправку вспо­могательного флота в Сицилию, без сомнения, нужно при­писать инициативе Клеона; завоевание Запада и впоследст­вии всегда было излюбленным планом афинских радикалов. При выборах на 426—425 гг. перемена в общественном мне­нии обнаружилась с полной силою. Почти ни один из быв­ших тогда на службе стратегов не был вновь избран; их ме­сто заняли представители военной партии, и между ними племянник Перикла, Гиппократ из Холарга.

Новое правительство вступило в должность в середине лета 426 г.; было уже слишком поздно, чтобы оно могло еще в этом году предпринять какой-либо серьезный шаг. Поэто­му сколько-нибудь значительные военные действия про­изошли только в северо-западной части Греции. Афинский стратег Демосфен из Афидны потерпел здесь полное пора­жение при попытке вторгнуться в Этолию из Навпакта; но не лучшая участь постигла и пелопоннесцев, когда они осенью этого года, опираясь на Амбракию, попытались отвлечь Акарнанию от союза с Афинами. Демосфен блистательно расплатился здесь за поражение, которое он понес в Этолии; потери Амбракии были так велики, что только поспешным заключением мира с Акарнанией она могла спастись от ги­бели. В следующем году (425) акарнанцы и афиняне завла­дели также коринфской колонией Анакторием; прежние жи­тели принуждены были покинуть город и были заменены акарнанскими поселенцами. Впрочем, благодаря основанию Гераклеи Трахинской у северного выхода Фермопил спар­танцам удалось приобрести точку опоры в Средней Греции, — слишком ничтожный, правда, результат целого года вой­ны.

Между тем в Сицилии сиракузцы постепенно снова взя­ли верх; оказалось, что оперировавшая там афинская эскадра была слишком слаба для возложенной на нее задачи. Поэто­му решено было весной 425 г. отправить на запад подкреп­ление еще из 40 триер. В то же время афиняне втайне гото­вили удар по Пелопоннесу. Демосфен, только что вернув­шийся в Афины

во всем блеске своих недавних акарнанских побед, был прикомандирован к экспедиции с полномочием пользоваться по своему усмотрению эскадрой во время ее плавания мимо пелопоннесских берегов. Он верно угадал самое уязвимое место враждебной державы. На мессенском берегу открывается к западу Пилосская бухта (Наварино), защищенная от волн Ионического моря узким и длинным островом Сфактерией, — лучшая естественная гавань на всем полуострове. Спартанцы, которым принадлежала эта отдаленная область, мало заботились о ней; берег был по­крыт обширными лесами; кругом на большом пространстве не было ни одного поселения. Таким образом, Демосфен мог беспрепятственно осуществить свой план. У северного входа в гавань сооружено было небольшое укрепление, для защи­ты которого здесь оставили пять триер под начальством Де­мосфена; к ним присоединился еще мессенский разбойничий корабль из Навпакта с 40 гоплитами. Из этого пункта надея­лись поднять восстание илотов в древней Мессении. Осталь­ная часть флота отплыла дальше, в Сицилию.

Как раз в это время союзное пелопоннесское войско опять вторглось в Аттику под предводительством сына Ар­хидама, Агиса, который в 427 г. унаследовал от своего отца престол Эврипонтидов; известие о событиях в Пилосе заста­вило армию поспешно вернуться на родину. В то же время был отозван и послан в Пилос флот в 60 триер, который от­плыл было к Керкире. Афиняне были окружены с моря и с суши; чтобы отрезать им выход со стороны моря, отряд из 400 лакедемонских гоплитов занял остров Сфактерия. По­ложение Демосфена было очень опасно, так как наскоро со­оруженное укрепление едва удовлетворяло самым элемен­тарным требованиям. Тем не менее Аттическому и Мессенскому гарнизонам удалось удержать позицию, пока подоспел отправленный в Сицилию флот, который между тем благо­даря подкреплениям увеличился до 56 триер. Афиняне про­никли в гавань, воспользовавшись тем, что неприятель оста­вил вход в нее незапертым; несмотря на свой численный пе­ревес, пелопоннесский флот был разбит, а остров Сфактерия с находившимся на нем гарнизоном отрезан от материка.

Как ни незначителен был этот успех с чисто военной точки зрения, его было достаточно, чтобы радикально изме­нить все положение дел. Те 400 человек, которые находи­лись на Сфактерии, составляли почти десятую часть всех гоплитов Спарты, и лакедемоняне были готовы для их спа­сения принести всякую жертву, совместимую с достоинст­вом государства. Если до сих пор все попытки к восстанов­лению мира исходили от Афин, то теперь переговоры были начаты лакедемонянами. По их настоянию заключено было пока перемирие, на время которого афинянам был передан весь пелопоннесский флот, собранный перед Пилосом; афи­няне взамен разрешили снабдить съестными припасами сфактерийский гарнизон.

Афиняне имели теперь возможность заключить выгод­ный мир; лакедемоняне готовы были вести переговоры даже на условиях возвращения к тому положению, которое суще­ствовало до тридцатилетнего мира. Но Клеон не хотел и слышать о мире, пока гарнизон Сфактерии не будет в руках афинян; и несмотря на все сопротивление состоятельных классов, его предложения были приняты большинством На­родного собрания. После этого переговоры были прерваны.

Афиняне, конечно, не были так наивны, чтобы возвра­тить пелопоннесский флот, раз он уже находился в их руках; скоро нашли и благовидный предлог, чтобы оправдать на­рушение договора. Но надежда голодом принудить гарнизон Сфактерии к сдаче совершенно не оправдалась; неприятель нашел средства доставлять на остров съестные припасы че­рез блокирующий флот. Конец хорошего времени года все более приближался, а с наступлением зимы невозможно бы­ло бы продолжать блокаду, и гарнизон мог бы беспрепятст­венно уйти на континент. Было ясно, что при том плане дей­ствий, которого держались до сих пор, нельзя было ничего добиться и что единственную надежду на успех обещала вы­садка на остров. И Демосфен ни минуты не сомневался в этом; он готов был сделать этот рискованный шаг, как толь­ко получил бы из Афин необходимые подкрепления. Но высшая военная администрация не хотела и слышать о таком смелом плане. Выборы, происшедшие весной 425 г. под впе­чатлением неудач, которые до сих пор постигали все пред­приятия военной партии, имели неблагоприятный результат для последней; Гиппократ и большинство его политических друзей были побеждены, и Никий снова приобрел руководя­щее влияние на военные дела. Вскоре после прекращения мирных переговоров Никий вступил в отправление своей но­вой должности, а он был слишком твердо убежден в непобе­димости спартанцев, чтобы решиться высадкой на Сфактерию подвергнуть риску свою славу полководца. Напротив, Клеон изо всех сил настаивал на решительных мероприятиях, ут­верждая, что если бы стратеги действовали энергично, Сфак­терию можно было бы взять в 20 дней. В увлечении спора Никий поспешил предложить своему противнику лично при­нять начальство над пилосским флотом, в полной уверенно­сти, что предприятие окончится неудачей и что благодаря этому Клеон навсегда лишится влияния на политические дела. Клеон ни разу в жизни не командовал войском, и неудиви­тельно, что он боялся принять это опасное поручение; но у него не оставалось выбора. Ведь на нем лежала ответствен­ность за то, что в Афинах отвергли мирные предложения ла­кедемонян. Не медля долго, он во главе потребованных Де­мосфеном подкреплений отправился в Пилос и по прибытии туда тотчас открыл атаку, ведение которой он благоразумно предоставил Демосфену. На второй день после прибытия Клеона, приблизительно в начале августа, рано утром афиня­не высадились на берег. Демосфен и Клеон имели под своим начальством около 10 тыс. человек, и хотя большая часть вой­ска состояла из гребцов, почти негодных для военного дела, однако 1000 гоплитов и 1000 пелтастов и стрелков из лука уже сами по себе представляли подавляющий перевес над 400 лакедемон. Но дело не дошло до рукопашной. Демосфен ос­тавил своих гоплитов в резерве и ограничился тем, что прика­зал стрелкам из лука и пельтастам обстреливать врага. Против этого оружия спартанцы в своем тяжелом вооружении были совершенно беспомощны; после тяжелых потерь им ничего другого не оставалось, как отступить в свой укрепленный ла­герь, где они, запертые со всех сторон, принуждены были на­конец сдаться; оставалось в живых еще 292 гоплита. Клеон блестяще исполнил свое обещание; в течение 20 дней он за­владел Сфактерией и привел ее гарнизон в Афины пленным.

Теперь он пожал плоды своего успеха. Правда, заслуга военного руководства при нападении на Сфактерию принад­лежала Демосфену, но подкрепления, сделавшие возможной эту атаку, были приведены Клеоном, и общественное мнение справедливо чествовало его как победителя. Он был награж­ден высшими почестями, какие государство могло оказать гражданину: пожизненным правом обедать в Пританее и по­четным местом в театре. В Совете и в Народном собрании его слово имело теперь решающее значение; его противник Никий своим вялым образом действий в пилосском деле сам лишил себя всякого влияния, и ему мало помогло, что он теперь вдруг воспрянул от своей прежней бездеятельности. Высадка на Истме, предпринятая им непосредственно вслед за взятием Сфактерии, повела лишь к бесплодной победе над коринфским ополчением, и если следующей весной (424) Никий отнял у лакедемонян остров Кифера, то это был, правда, блестящий успех, но сам собой напрашивался во­прос, почему Никий не сделал этого уже давным-давно.