Грех и чувствительность
Шрифт:
Конечно, на самом деле, маркиз не собирался вести серьезную беседу с Элинор; он просто хотел знать, что означал тот взгляд, и удостовериться в том, что она не питает интереса к Нолевиллу. В конце концов, до тех пор, пока Мельбурн не объявит о конце охоты, Валентин все еще обязан приглядывать за ней.
– Итак, не присоединиться ли нам к леди, – наконец произнес лорд Голдсборо после отрыжки. – Мы ведь не хотим, чтобы они позабыли о нас.
– Слава Богу, – пробормотал Валентин, вскакивая на ноги.
Шей усмехнулся.
– Тебе нужно
– Нет, не надо. Мне нужно просто проводить здесь меньше времени. Тогда это не будет меня беспокоить.
– Ты безнадежен.
– Мне так и говорили.
Когда они вошли в гостиную, леди над чем-то смеялись. Поскольку они смеялись не над ним, то Валентину было все равно, но Элинор тоже улыбалась. Он замедлил шаги, глядя на нее. Это было так странно. Всего лишь несколько недель назад маркиз не считал ее чем-то большим, чем просто сестрой своего друга, ребенком, которого он знал много лет и которого он рассматривал скорее как домашнее животное, а не как женщину. А он не питал слишком большого уважения ни к тем, ни к другим.
Но затем они вступили в настоящий разговор – несколько разговоров, и теперь Валентин не знал, что с этим делать. Он чувствовал, что ему нравится проводить с ней время, но это определенно не может привести ни к чему хорошему. К приятному – да, но точно не к хорошему.
Леди Голдсборо вскочила на ноги, когда он вошел в комнату.
– Лорд Деверилл, рядом с леди Уэндмер есть место, – воскликнула графиня, указывая на старую летучую мышь.
– Так и есть, – согласился маркиз, усаживаясь рядом с Элинор.
– Ты должен был сесть рядом с леди Уэндмер, прошептала Элинор. – Она плохо слышит и может составить прекрасную компанию.
– Тогда кто-то еще сможет составить ей прекрасную компанию. Я не единственный чертов джентльмен, присутствующий здесь, и я предпочитаю, чтобы мой разговор имел двусторонний характер.
Он хотел спросить, как она себя чувствует, и есть ли у нее какие-то сожаления по поводу прошлой ночи. Тем не менее, спросить это означало бы, что ему придется остаться и выслушать ответы, а маркиз был совершенно уверен, что не хотел их слышать.
– Я удивилась, увидев, что ты появился здесь этим вечером, – продолжила Элинор тихим голосом, пока остальные гости упрашивали леди Голдсборо сесть за пианино и сыграть одну или две мелодии.
Валентин пожал плечами.
– Это место кажется достаточно неплохим, чтобы пообедать – собственно, как и любое другое.
– Итак, это не имеет ничего общего со мной?
В течение минуты маркиз просто смотрел на нее. Элинор предпочитала быть откровенной, он знал об этой ее черте характера. В целом, это ему нравилось, но только не сегодня вечером.
– А должно иметь? – спросил он.
– Нет, полагаю, что нет.
– Я имел в виду, что подбросил монету, – солгал Валентин, – на то, отправиться ли сюда или на прием к Стюартам. На самом деле, выиграли Стюарты,
– Понимаю. – Девушка бросила взгляд на группу гостей, собравшихся возле пианино. – Могу я задать вопрос? – медленно проговорила она.
Валентин подавил гримасу.
– Да.
– Прошлая ночь значила что-то для тебя?
Проклятие.
– Прошлая ночь? Конечно же, она что-то значила. Это было очень приятно, ты была исключительно красива, и я не плавал уже очень давно. – Он почти добавил, что не возражает повторить этот опыт, но в последний момент сдержал себя.
– Итак, ты не плавал уже очень давно, – повторила она. – А тому, другому занятию, ты предаешься гораздо чаще.
– Я никогда не делал из этого секрета, Элинор, – ответил маркиз, дрожь неловкости пробежала по его спине. Господи, не может же она ревновать. Он не хотел, чтобы она ревновала – и не хотел больше обсуждать с ней прошлую ночь. – Как ты покаталась с Роджером Нолевиллом этим утром?
– А как ты поболтал с сестрами Мэндилей? – парировала она.
– Смертельная скука, – быстро ответил Валентин, – но этот разговор помог скоротать время.
Она пристально посмотрела на него.
– Потому что не было ничего, чем бы ты предпочел заняться?
Он не знал, стремится ли она к тому, что прокомментировать его бесполезность или просто желает услышать комплимент. И то, и другое означало признание в чем-то, в чем он не готов был признаваться, но он не был готов и к тому, чтобы терпеть этот ее разочарованный взгляд.
– То, чем я предпочел бы заняться, было мне не доступно, потому что ты была занята.
Элинор заморгала.
– Ох. Так ты…
– Да, я хотел бы этого. Однако ты заявила о своих условиях, и я буду уважать их.
– Значит, ты просто отправишься искать следующую девицу?
Как будто он сможет выбросить из головы мысли об Элинор на достаточно длительное время, чтобы нанести кому-то визит. Этот разговор начал становиться слишком личным и слишком близким к тому, чтобы подтолкнуть его к размышлению над собственным подведением.
– Элинор, это не я хотел изменить какую-то часть своей жизни. Это была ты. И если есть еще что-то, что ты хочешь сделать, то я буду рад помочь тебе. Но не жди от меня, что я изменюсь хотя бы на дюйм. Я вполне счастлив в своей жизни, какая она есть.
– Ты имеешь в виду, что ты счастлив вести жизнь, полную легкомыслия и никогда не вступаешь ни с кем, ни в какие отношения, кроме кратких физических контактов, – заметила Элинор, ее голос все еще был тихим.
– Это не твое чертово дело. И, кроме того, это именно ты заявила, что это будет «только на одну ночь». – Маркиз встал и закончил разговор, из осторожности все еще понизив голос. – Не ожидай, что я стану чертовым монахом или кем-то в этом роде, только потому…