Грех и чувствительность

Энок Сюзанна

Себастьян поднял взгляд от бухгалтерской книги, но устремил его не на нее. Его глаза были направлены на мистера Риверса, человека, который занимался финансами семьи.

— Риверс, вы подождете несколько минут, не так ли?

— Конечно, ваша светлость. — С поклоном в сторону Элинор, бухгалтер выскользнул из комнаты и закрыл за собой дверь.

— А теперь, что ты хотела, Нелл? — спросил ее брат.

— Во-первых, я не знала, что ты занят с мистером Риверсом, — пробормотала она, прошагав к окну и обратно. Черт бы все это побрал, Элинор собиралась изобразить

учтивую уверенность и разумность. — Я прошу извинения за то, что прервала вас.

Серые глаза оценивающе смотрели на нее.

— Не имеет значения. Ты сказала что-то о списке?

Элинор откашлялась, решительно уселась в кресло, из которого поднялся Риверс.

— Да. Список, составленный тобой из мужчин, которые, по твоему мнению, будут мне подходящими мужьями.

— У меня нет такого списка.

— Нет, есть. Шарлемань сказал…

Герцог наклонился вперед.

— Ты и в самом деле думаешь, что я сяду и начну записывать на бумагу имена мужчин, за которых ты можешь выйти замуж?

Это было не в его стиле, поняла девушка, когда брат описал это подобным образом.

— Но…

— У меня есть на примете несколько человек, точно так же, как и у тебя, я полагаю. Но я не стал бы записывать их. С моей стороны это было бы достаточно свинским и высокомерным поступком, разве не так бы ты сказала?

Это было в точности то, что она собиралась сказать, если бы он отказался предоставить ей доступ к списку. Сейчас, барахтаясь в поисках того, какой путь выбрать, Элинор нахмурилась.

— Тогда, может быть, ты окажешь мне любезность и озвучишь несколько имен, из тех, что держишь в голове?

— Зачем?

— Ты же относишься к тем, кто знает все на свете, — отрезала девушка, слишком быстро, чтобы сдержать себя.

— Очевидно, нет, когда дело касается тебя. Итак, тебе интересно мое мнение, или ты намерена избегать каждого, кого я назову, просто вопреки мне?

— Мне… интересно. Сказать по правде, этим восстанием я не добилась почти ничего, кроме того, что стала причиной массового нашествия глупых мужчин, окопавшихся у моего порога. Это совсем не то, чего я хотела добиться. — И это восстание к тому же завело ее на несколько шагов дальше того, куда она намеревалась забраться, и легкость, с которой она сделала эту ошибку, ошеломила ее. Так же, как и то, что Элинор не могла заставить себя прекратить воображать повторение этой ошибки — и с тем же мужчиной, невзирая на тот факт, что в настоящий момент он приводил ее в ярость.

— Итак, ты хочешь прекратить эту войну? — поинтересовался брат, приподняв бровь.

— Нет! Я просто интересуюсь тем, кого ты можешь представить в качестве идеального спутника жизни для меня.

Себастьян ненадолго опустил взгляд, закрыв бухгалтерскую книгу.

— Возможно, нас стоит обсудить это позже, — медленно проговорил он.

— Почему это? Неужели ты бо…

— В настоящий момент в утренней комнате пять джентльменов ожидают твоего появления.

Чтоб они провалились!

— Но…

— Это — твое восстание. Если ты хочешь прекратить его, то прекращай. Но я не

собираюсь излагать тебе свое мнение о джентльменах, после того, как ты совершенно определенно попросила меня не делать этого. Просто запомни, что некоторые из этих мужчин спят и видят, чтобы вовлечь тебя в компрометирующую ситуацию и заставить выйти за них замуж. Ступай осторожно, Элинор. У свободы есть своя цена, как, полагаю, я уже отмечал ранее.

Его сестре пришлось подавить желание зарычать.

— Итак, я не должна беспокоить себя попытками компенсировать тебе что-либо. Мне нужно или сражаться или сдаться.

— Если ты желаешь договориться о перемирии, я предлагаю тебе пойти на уступки. У меня есть в запасе целая вечность, и моя осада продержится дольше твоей войны. Но не ожидай, что я вмешаюсь, когда одно из естественных последствий твоих требований станет неудобным для тебя. К этому времени у тебя могло бы быть уже около дюжины визитеров, ждущих тебя.

Расстроенная до такой степени, что она с трудом выносила это, Элинор заставила себя подняться на ноги.

— Я не сдамся. Если бы ты продемонстрировал ко мне хоть ничтожную долю сострадания, то я могла бы это сделать. Но ты снова показал, какой ты неумолимый тиран. Доброго утра.

— Если бы я был тираном, Элинор, то ты бы уже была замужем. И тебе доброго утра, — ответил герцог. — И поставь в известность Стэнтона или одного из нас, куда ты отправишься и с кем.

Она хлопнула дверью позади себя, но Себастьян практически мог ощущать ее взгляд сквозь массивную преграду из дуба. Вздохнув, он потянулся за колокольчиком, чтобы позвать Стэнтона и вернуть Риверса обратно в кабинет. Но до того как он смог это сделать, дверь кабинета снова распахнулась. В этот раз в комнату шагнул Закери, за которым следовал Шарлемань. Это зрелище было необычно само по себе, потому что обычно в кабинет приводили Закери, чтобы сделать ему выговор за что-нибудь.

— Ты слышал, что этот идиот сделал? — спросил Закери, опускаясь в кресло, которое освободили Риверс и Нелл.

— Полагаю, что сейчас услышу, — сухо ответил герцог. — Просвети меня.

— Это было необходимо, — отрывисто произнес Шей со злостью в голосе. — И, прежде всего, ты никогда не должен был позволять этого, Мельбурн.

Если и было что-то, что Себастьян не выносил, так это то, когда другие люди решали, что он сделал что-то неправильно, а затем пытались исправить это — особенно, если они сначала не посоветовались с ним, и особенно, если они не знали всех фактов.

— Что ты сделал, Шарлемань?

Средний брат Гриффин сложил руки на груди, в типичном жесте, демонстрирующем упрямство.

— Он ударил Деверилла, — подсказал Закери. — И предупредил его, чтобы тот держался подальше от Нелл.

Себастьян стиснул зубы.

— Ты ударил Деверилла? И он не убил тебя?

— Он был пьян.

— А почему, собственно, у тебя возникла необходимость ударить моего друга и освободить его от обязательств передо мной?

— Он… он сказал Нелл прошлой ночью что-то такое, что заставило ее плакать.