Грех у двери (Петербург)
Шрифт:
Стали петь втроём: то все вместе, то порознь, и всякий про своё. Девицу, видимо, одолевала томная грусть; князь отчего-то принуждённо мялся; старик брюзжал и сетовал.
Их слушали всё время с наслаждением. Голоса, особенно мужчин, звучали превосходно, придавая мощь и прелесть слащавой итальянщине Даргомыжского.
Закончив свой терцет [296] , певцы удалились в отверстие кулисы, обозначавшее вход на мельницу. Как только они смолкли, по театру бурно затрещали рукоплескания; прорывались визгливые браво, браво.
296
Терцет —
— Quelle manque de tenue [297] , — возмутилась баронесса, стоявшая всегда на страже этикета. — C'etait il me semble a leurs majestes de donner le signal des applaudissements… [298]
Артисты, взяв друг друга за руки, вышли кланяться, сперва — вполоборота — царю, затем публике.
На сцене их сменила толпа мужиков и баб. Мужчины собрались отдельно; перед ними вышел запевала. Один из парней сделал вид, что дует в дудку. Хор затянул песню, в которую вплелись жалобные ноты одинокого гобоя.
297
Какое отсутствие воспитания (фр.).
298
Следовало бы, кажется, воздержаться от аплодисментов, пока их величества не подадут первые примера… (фр.).
Вслед за этим наступил черёд женщин. Образовался хоровод. Гобой [299] заменили альты и кларнеты. Девушки заколыхались по площадке между деревом и мельницей.
Хоры несколько расхолодили зрительный зал. Бинокли опустились. Стали кашлять и сморкаться.
Вернувшийся на сцену мельник точно догадался, что настроение падает. Он потребовал плясовую.
Девушки проворно разбежались и с громким пением пустились в пляс. Хлопая в ладоши, они сошлись в круг, притворяясь, что хмелеют. Завязалось что-то вроде общей возни и драки.
299
Гобой — музыкальный инструмент из группы деревянных духовых, непременный участник военных оркестров, а также ансамблей, сопровождающих оперные и балетные спектакли.
Но в зале начали глядеть по сторонам. Захватывающее впечатление первых минут было нарушено. Сказка развеялась. Жизнь и действительность брали опять своё. Раскрылись веера; пошли улыбки, восклицания. На голубом барьере лож появились коробки конфет.
Немецкий генерал полюбопытствовал, чего в России больше: водяных мельниц или ветряных.
— Сашок!.. — позвала на помощь баронесса.
Княгиня Lison, едва успевшая преодолеть обычную послеобеденную дремоту, сказала со вздохом:
— Что за страсть у всякого родовитого барина непременно волочиться за разными дворняжками.
— Voila un genre d'homme qui me degoute profondement [300] , — сочувственно отозвалась Тата, прерывая разговор с Софи.
Княгиня Lison повернулась к ним, как бы собираясь поделиться чем-то забавным. Но передумала. Её лягушачьи глаза беспомощно заморгали. Молча, с виноватым видом, она откинулась грузным телом в кресле.
Князь Жюль на всякий случай сделал протестующий жест:
— J'ai toujours eu en horreur les [301] босоножки!
300
Вот порода мужчин, которая глубоко меня возмущает (фр.).
301
Я
— Знаем, батюшка, — слабо отмахнулась от него княгиня. — Мой покойный тоже всё уверял, бывало, а сам…
Она только ещё раз вздохнула.
Хороводы на сцене вскоре прекратились. Из мельницы вышел князь; хор и мельник скрылись. Оставшись один, Собинов речитативом поспешил поведать, что на сердце у него кручина и не развеять тяжёлых дум. Появилась мельничиха и встала поодаль, чтобы выждать молча восемь тактов. Приблизилась затем с упрёком, что больше он не ласков к ней. Начинался дуэт…
— «Ах, не по-прежнему меня ты любишь», — пела тучная сопрано.
— Так вот всегда и кончается! — заметила княгиня Lison с ноткой сентиментальности в голосе.
Князь Жюль в знак неодобрения погладил баки.
— C'est l'eternel refrain du [302] — попранное девичье сердце.
— Романтика!.. — присоединился генерал в черкеске.
Но глаза княгини задумчиво и беспомощно заморгали. Ей словно вспомнилось что-то важное и срочное.
— Скажите, — озабоченно обратилась она к обоим, — от кого зависит переделать жандарма в настоящего военного полковника?
302
Вечный припев (фр.).
Генерал в недоумении раздул ноздри и засопел.
Князь Жюль глубокомысленно нахмурился. Затем молча указал пальцем вниз. Красноречивый жест обозначал: там, под нами, сидит единственный всесильный человек, и это — ваш племянник.
Княгиня сосредоточенно поглядела на пол: трогать Столыпина как будто страшновато, пока не разрешён вопрос о возобновлении аренды, пожалованной покойному мужу… Помолчав, она спросила несколько упавшим голосом:
— А нельзя ли без него?
Князь Жюль с убеждённым видом подвигал отрицательно пальцем.
Княгиня задумчиво заёрзала в кресле:
— Ну вот, как только что-нибудь понадобится, все остальные — точно одни пустышки.
Не унывая, она сосредоточила свои усилия на генерале в черкеске:
— Да вы прикиньте хорошенько, кого бы мне потормошить другого.
Но генерал с явным несочувствием мотнул головой.
— Ou l'a-t-elle deniche, son gendarme? [303]– полюбопытствовала вполголоса Тата.
Князь Жюль многозначительно ухмыльнулся:
303
Откуда она откопала своего жандарма? (фр.).
— Un nouveau карточный партнёр, je parie [304] .
— Ничего подобного! — огрызнулась княгиня. — Вот два свидетеля.
Её пухлые ладони поднялись, показывая одна на Сашка, другая на Софи.
— Это просто наш общий ангел-хранитель при таможне на границе.
Софи сидела с безразличной улыбкой светской женщины, при которой говорят о вещах, её не касающихся и потому малоинтересных.
Вержболовский жандарм!.. В памяти промелькнуло хлыщеватое лицо, пробор на затылке, угодливость, с какой он ползал по площадке вагона, подбирая рассыпавшийся жемчуг… И тут же вспомнилось, что эта нитка до сих пор не отдана в починку. Стало как-то неловко перед Серёжей. До отъезда непременно надо заехать к Фаберже. Дурная, говорят, примета…
304
Бьюсь об заклад (фр.).