Греховный поцелуй
Шрифт:
– Пусть мисс Пембертон пощупает его.
– Пощупает его? – эхом отозвался Бенедикт Радерфорд. – Зачем, ради всего святого?
Леди Стентон заморгала:
– Ну, потому что она…
– Я… я верующая, – перебила Эванджелина, вскакивая на ноги. Дыхание ее участилось и стало очень шумным. Кровь бросилась ей в лицо. – Как вам известно, многие верующие люди налагают на других персты по религиозным мотивам.
После длительного молчания, чреватого недоверием, Эдмунд первый обрел голос:
– Что, ради всего святого, собирается с ним делать
Франсина скорчила гримасу:
– Прошу извинить мне мою грубость, но это довольно нелепо и смешно.
Леди Стентон фыркнула:
– Я не собиралась открывать столь страшную правду, но она утверждает, что…
– Слышу голос Господа, – не сдержалась Эванджелина. Она энергично закивала головой, когда к ней обернулись несколько человек с недоверчивым выражением на лицах. – Беседа с Всевышним не то, чем можно похваляться. Разве не так, леди Стентон?
Она устремила на леди Стентон пристальный отчаянный взгляд, но на лице дамы не появилось никаких эмоций.
– Если я скажу «да», вы прибегнете к молитве? – спросила леди Стентон Эванджелину.
– Да…
– В таком случае – да!
Леди Стентон сделала презрительный жест рукой в сторону Эванджелины.
– Она слышит божественный глас. Теперь может она дотронуться до Хедерингтона?
Лайонкрофт пригвоздил Эванджелину к месту напряженным взглядом.
– Уж не мне мешать Господу нашему говорить со столь преданной его последовательницей, как мисс Пембертон. А раз я его не убивал, то и терять мне нечего.
Он гневно оглядел собравшихся за столом.
Эванджелина нервно сглотнула. Остальные молчали.
– Кстати, – сказал он, – я сам вас туда отведу. Прямо сейчас.
Сьюзен подскочила. Глаза ее засверкали.
– Я тоже пойду.
Леди Стентон со щелчком раскрыла веер и начала обмахиваться.
– Ничего подобного, вы не сделаете, юная леди. Вы пойдете со мной в мои комнаты, где я проведу с вами назидательную беседу о пристойном поведении.
– Но, матушка…
– Большинство юных леди, – ввязалась в разговор Франсина Радерфорд, поднимаясь на ноги, – не ведут беседы возле трупов и не прикасаются к ним под присмотром или без оного. Что касается меня, то я не имею желания снова видеть Хедерингтона до похорон.
– Я тоже, – согласился Бенедикт. – Его передернуло, и он поднялся из-за стола следом за женой. – Джентльменам подобное нездоровое зрелище претит так же, как и леди.
– Согласен, – произнес мистер Тисдейл дребезжащим голосом. – К тому же каждый уголок этого дома кишмя кишит слугами. Мы ни на минуту не остаемся одни, как не останутся и Лайонкрофт, и мисс Пембертон. Конечно, там будут горничные.
Мистер Лайонкрофт кивнул:
– Конечно. Их здесь целая армия.
Эдмунд с шумом поставил на стол свой пустой бокал и с грохотом поднялся.
– В таком случае заметано, – сказал он, слегка покачиваясь. – Вы двое, бегите и трогайте труп Хедерингтона сколько угодно, а позже встретимся и обсудим Господне послание.
Эванджелина бессильно
В комнате оставались лишь она и мистер Лайонкрофт.
– Ну, мисс Пембертон, – послышался его низкий глубокий голос, – я ни на секунду не поверю в то, что с вами говорят небесные создания. По правде говоря, я даже не думаю, что вы сами в это верите.
Он поднялся и предложил ей руку, собираясь помочь встать. Хотя впервые в жизни она могла дотронуться до человека и при этом не оказаться во власти видений, Эванджелина не подала ему руки.
Глава 9
– Готовы? – спросил Гэвин. Он остановился у двери, держась за медную дверную ручку в ожидании ответа.
Мисс Пембертон колебалась, она не кивнула, не покачала головой и старалась не встретиться с ним взглядом.
Почему? Возможно, эта история с прикосновением к телу Хедерингтона была всего лишь хитростью, уловкой, придуманной… А для чего, собственно говоря? Гэвин не мог найти для этого разумной причины, не важно, убедительной или нет. И он сомневался, что мисс Пембертон способна слышать глас Господень.
Не ожидая ее решения войти или обратиться в бегство, Гэвин повернул ручку и рывком открыл дверь.
Букет алых роз на ночном столике не мог замаскировать безошибочно узнаваемый запах смерти, запах разложения, заполнивший целиком всю комнату. Толстые малиновые шторы были раздвинуты и подвязаны потертыми золотистыми шнурами, и это позволяло лучам спокойного осеннего солнца свободно падать на постель, освещая запавшие щеки Хедерингтона.
Мисс Пембертон осталась стоять в дверях, и глаза ее были плотно зажмурены. Темные ресницы выделялись полукружиями на бледных щеках, руки были сложены под корсажем и крепко стиснуты, локоны выбились из-под власти шпилек.
Как он все-таки умер? Он оставил кабинет Гэвина всего лишь с воспаленным горлом и уязвленным эго. Ранка на виске была результатом удара от упавшей на него картины. Неужели Гэвину снова предстояло оказаться в роли убийцы? Неужели этот несильный удар мог стать причиной смерти Хедерингтона?
Гэвин приблизился к постели, позволив свету упасть на безжизненное лицо графа. Его голова была повязана платком, над правым ухом на платке запеклась и засохла кровь. Гэвин помрачнел. При чем тут правое ухо? Золоченая рама картины ударила графа в левый висок.
Постойте! Вот он, этот след! Кожа была содрана на левой скуле, по которой скользнула рама.
Возможно, Хедерингтон и умер от удара по голове, но Гэвин был здесь ни при чем. Кто-то другой нанес ему удар и оставил умирать. Кто-то другой убил его. Кто-то стоявший и слушавший обвинения и намеки в адрес Гэвина.
И он искренне пожелал, чтобы мисс Пембертон и впрямь поговорила с Богом.
Она подошла к постели и встала рядом.
– Пожалуйста, подвиньтесь, – сказала она.
Гэвин отступил в сторону, сел на пухлую подушку на широком подоконнике. И тотчас же вскочил: