Греховный рыцарь

Лоррейн Трейси

— Выполняю свою угрозу, воровка. Разве не этого ты хотела?

Не отпуская ее, я сметаю содержимое папиного стола на пол и укладываю ее на него.

— Вот почему ты решила показать свое лицо сегодня вечером, не так ли? Или ты действительно думала, что этот парик обманет меня, заставив принять тебя за кого-то другого?

Я смотрю на нее сверху вниз, пока она корчится на столешнице.

Корсет поднимает ее грудь, и от ее декольте у меня перехватывает дыхание, в то время как она тяжело дышит. Ее крошечные

стринги сидят достаточно низко на бедрах, чтобы я мог видеть ее гладкий живот, и, пробегая глазами по ее безупречной коже, я не могу не представить, каково это — покрывать поцелуями каждый ее сантиметр, а затем сосать и покусывать, помечая ее по всему телу как свою.

Водоворот обладания и желания сталкивается во мне, пока она пытается бороться.

— Я, блядь, так не думаю, воровка. Ты знаешь, как долго я этого ждал? — рычу я, нависая над ней и перехватывая ее запястья, пока она не сделала что-нибудь безумное вроде пощечины и не вытолкнула меня за грань.

Подняв ее руки над головой, я сцепляю ее руки в одну из своих, оставляя ее распростертой на папином столе.

Зная своего отца, я уверен, что она не первая женщина, которая лежит на нем, но могу, черт возьми, гарантировать, что никто и никогда не выглядел так хорошо.

— Посмотри на себя, — мурлычу я, пробегая глазами по ее грешному телу. — На это ли ты надеялась, когда возвращалась в этот дом сегодня вечером? Ты надеялась, что я буду здесь? Что мы сможем закончить то, что начали все эти месяцы назад?

— Если бы я этого хотела, не кажется ли тебе, что я бы пришла и нашла тебя раньше? — нахально заявляет она, заставляя мой член потечь в джинсах.

— Может, испугалась? — дразню я.

— Да, может быть, — задыхается она, когда я притягиваю ее к концу стола, позволяя моему ноющему члену прижаться к ее горящей киске.

— Я так отчаянно хочу тебя. Прямо как в ту ночь на Рождество. Скажи мне, воровка. Сколько стоит полный доступ к этому телу, а?

— Пошел ты. Я не продаюсь, — огрызается она, яростно дергаясь на столе, пытаясь освободиться. Но все, чего она добивается, — это еще сильнее трется об меня.

— Значит, я могу купить только твои услуги.

— Я танцовщица, а не шлюха, придурок.

— Чертовски верно. Знаешь, кого я представлял себе, пока дрочил?

С ее губ сорвался рык разочарования.

— Нужна подсказка? — спрашиваю я, наклоняясь над ней, пока не прижимаю ее тело к столу, а мои губы не касаются ее уха. — Она маленькая воровка, которой нравится, когда мужчины смотрят, как она выставляет себя напоказ в этих крошечных нарядах.

— Мне плевать на этих мужчин. Не притворяйся, что ты не боролся за мою добродетель той ночью. Я видела твои костяшки, твою разбитую губу.

Я не могу удержаться, чтобы не усмехнуться ей в ухо. Когда я выдыхаю, она вздрагивает, прижимаясь ко мне.

— Ты думаешь,

я боролся, чтобы защитить тебя от этого подонка? Глупый, глупый маленький воришка, — насмехаюсь я. — Я просто следил за тем, чтобы он не оказался тем, кто первым поставит тебя на колени. Представь мое удивление, когда ты пришла ко мне, а не мне пришлось загонять тебя в угол.

— Я пришла не к тебе, — ядовито возражает она.

— Нет, — соглашаюсь я, отстраняясь, чтобы она могла видеть злую ухмылку, играющую на моем лице. — И я думаю, мы должны это исправить, не так ли?

— Нет, мне нужно…

— Делать то, что тебе говорят. А теперь обхвати пальцами край стола над головой и не отпускай, мать твою, — требую я, не сводя с нее глаз, чтобы она видела, насколько я серьезен.

Выпитая ранее водка все еще пульсирует в моих венах, подстегивая меня. Но с тех пор как мой взгляд упал на нее, я удивительно трезв и осознаю каждое свое действие.

Она продолжает искать мои глаза, пытаясь найти в них шутку. Она может смотреть сколько угодно. Я чертовски серьезен в том, что сейчас произойдет.

— Сейчас, воровка. У меня нет времени на всю ночь. — Полнейшая ложь, и если я добьюсь своего, то проведу с ней всю гребаную ночь. Только… может быть, в моей спальне, а не в кабинете отца.

Втянув нижнюю губу между зубами, она лежит неподвижно.

— А что, если я не буду выполнять твои приказы? — храбро спрашивает она.

— Неважно. Результат все равно будет тот же.

— Знаешь, я никогда не была…

— Я жду, — огрызаюсь я, снова впиваясь пальцами в ее бедро и прижимаясь к ее едва прикрытой киске.

Молча, она продолжает бороться еще три секунды. Но в тот момент, когда грубый шов моих брюк натирает ее клитор, она полностью отказывается от борьбы. Вывернув ее запястья из-под моей руки, я стискиваю зубы и отпускаю их, молясь, чтобы она была для меня хорошей девочкой.

То, что произойдет дальше, нужно мне больше, чем следующий вздох.

Я жалел о том, что не попробовал ее в ту ночь, с того самого момента, как за ней захлопнулась дверь.

Я должен был погнаться за ней. Я должен был затащить ее обратно любыми способами и показать ей, насколько реальной была моя угроза.

Если бы у меня была хоть одна гребаная догадка, что я не найду ее снова в течение нескольких месяцев, я бы не позволил ей уйти в течение нескольких дней. До тех пор, пока она не будет уничтожена и не получит более чем достаточно доказательств, чтобы вспомнить, кому именно она принадлежит, когда я наконец позволю ей уйти.

Отчаяние заставляет меня раздвинуть ее колени, как только она, следуя приказу, обхватывает пальцами край стола.

— Что ты… черт, — задыхается она, когда я опускаюсь на колени. — Ты… черт, — стонет она, когда я прижимаюсь носом к ее промокшим трусикам.