Грешники
Шрифт:
Мысль о еде, запахе бананов и клубнике вызывает у меня новый приступ рвоты, и я буквально вываливаюсь из джакузи, чтобы успеть до унитаза.
— Маш, разреши мне войти! — требует из-за двери Гарик. — Я волнуюсь. Снесу к черту дверь.
Я вспоминаю его болезненно исхудавшие, но сильные руки и улыбка возникает сама собой — он ведь и правда может. А номер красивый, жаль портить работу дизайнеров по интерьеру из-за того, что одна дура не в состоянии договориться с собой.
Кое-как буквально доползаю до
Наклоняется ко мне, подтягивает к груди и бережно садится на пол, со мной на руках.
От него пахнет цветущими магнолиями, и меня накрывает ужасный приступ отчаяния и тоски.
Гарик еще здесь, со мной, но… сколько времени у нас осталось?
Полгода? Пару месяцев? А что потом? Я буду просто смотреть как он медленно, как догорающая свеча, гаснет?
Я не переживу это.
— Пожалуйста, — я отчаянно жмусь к нему всем телом, — давай вернемся. Ты можешь лечь в больницу, я буду рядом с тобой, клянусь! Не отойду ни на шаг что бы не случилось! Вдвоем мы справимся!
— Нет, — спокойно, не повышая голос ни на полтона, но очень жестко обрубает он. — Я решил, Маш. И тебе тоже нужно решить.
— Решить что?! Готовиться жить без тебя?!
Я отстраняюсь, но меня снова штормит, и я припадаю к полу, едва удерживая вес своего тела на скольких ладонях. Отползаю, сажусь в стороне и обхватываю себя руками, чтобы прикрыть наготу.
Хотя, какая разница, если я чувствую себя так, словно с моей души содрали кожу?
— Готовиться жить нормальной полноценной жизнью ради себя и ребенка, — отвечает Гарик.
— Я не хочу! — Мысленно добавляю, что из-за этого ребенка мы торчим здесь, в мокром номере гостиницы, а не гуляем по Елисейским полям. — Нам нужно вернуться, слышишь?! Я обязательно что-то придумаю, найду лучших врачей, ты же обязательно что-то упустил.
Я продолжаю нести какой-то крайне оптимистический бред, и Гарик молча слушает.
Дает высказаться.
Меня как будто снова рвет, но на этот раз попытками убедить себя в том, что все будет хорошо. Как в добром фильме, где героиня помогла герою совершить чудо и победить страшного монстра. Даже если наш с Гариком монстр — невидим и живет внутри него самого.
— Это уже все? — осторожно улыбается муж, рассеянно приглаживая рукой волосы.
Чтобы не огрызнуться и не наговорить лишнего, буквально зажимаю себе рот и беззвучно киваю.
— Маш, я все решил. — У мужа спокойный решительный взгляд человека, которого не переубедить и не разжалобить. — Я не буду торчать последние дни в больнице, надеясь на чудо, которого не случится? Что тебе сказала Шевелёва? Что я спасусь, что мне пересадят костный мозг и я стану здоровым?
Рассеянно киваю, хоть на самом деле не помню, чтобы она говорила именно в такой формулировке.
— Так вот, Маша —
— Но ведь ты будешь жить! — ору я, и снова до крови прикусываю ладонь.
— Это не жизнь, Маш, — качает головой Гарик. — Не для меня. Не для нас.
— Хватит решать за меня, какую жизнь я хочу, — сопротивляюсь я.
— Ты хочешь нормальную жизнь — этого достаточно. Хочешь мужчину, который будет рядом, когда тебе плохо и страшно, который будет поддерживать и заботиться о тебе, возить тебя к морю, дарить цветы, ложиться с тобой в постель каждую ночь и каждое утро целовать твои сонные глаза. Мужчину, который поможет тебе подняться, если вдруг упадешь, который будет видеть в тебе личность и сильную женщину. Кого-то, кто поможет тебе воспитать ребенка.
— Это ты, — я реву. — Это ты!
— Нет, Маш.
— Ты не можешь знать наверняка!
— Три года я пытался. — У него совершенно отрешенное лицо человека, который смирился. — После последней химии случилась сильная ремиссия. Все наперебой говорили, что я, возможно, стану настоящим медицинским чудом. И я поверил, что справился. Распланировал жизнь на сто лет вперед. А потом все вернулось и стало только хуже.
Я ненавижу себя за то, что ничего не видела и не замечала.
Потому что должна была быть рядом с ним, пройти каждый шаг, каждый укол и каждую «химию», держать за руку и помогать справляться с любой болью и отчаянием, вселять в него веру. Может быть, все было бы иначе?
— Ты никак бы не помогла, — как будто слышит мои мысли он. Или я снова сказала их вслух? — И никто бы не помог.
— Теперь мы этого не узнаем, — все-таки огрызаюсь я.
— Теперь ты должна решить, — как будто не замечает Гарик. — Я не вернусь в больницу и не буду делать пересадку. Я хочу провести последние месяцы здесь — гуляя, наслаждаясь жизнью. Посмотреть красоту, есть вкусные булочки и просто дышать. Ты можешь остаться со мной и сделать мое счастье абсолютным. А можешь собрать чемодан и вернуться домой. Я прошу тебя остаться, но выбор за тобой.
Муж поднимается и на миг мне кажется, что он пару раз трясет головой, как будто избавляется от головокружения. Но к двери идет уже твердым уверенным шагом.
Останавливается только когда переступает порог и опирается ладонью на дверную коробку.
Все-таки, он так же «в порядке», как и я сейчас.
То есть — хуже некуда.
— Только, Маш… — Он постукивает длинными пальцами по полированному дереву. — Если останешься — заканчивай с такими разговорами. Это мое единственное условие.