Грешники
Шрифт:
Я — главная злодейка и причина несчастий ее жизни.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — В восемь, в нашем кафе. Только не опаздывай.
Ленка быстро соглашается. Видимо, уже предчувствует легкую победу над доверчивой дурой мной.
Я долго верчу телефон в руках, потом по памяти набираю цифры номера.
Хотела бы забыть — а не могу. Толку, что удалила, если он отпечатался у меня в подсознании. Я свой-то телефон не помню, а этот могу повторить без заминки, даже если меня разбудить посреди ночи.
— Я боялся, что ты уже
Сердце предательски обрывается.
«Спокойно Маша, помни о самоконтроле, помни о предателях».
— Хочу встретиться с тобой в восемь в том кафе, помнишь? Где ты меня нашел.
— Я приеду туда хоть сейчас и буду ждать, — быстро отвечает он, и скрип кожаной куртки на заднем фоне бередит мои еле-еле покрытые коркой толком не зажившие дыры от пули в сердце. — Маш, ты сейчас реальная?
— Ага, — сдавленным горлом отвечаю я и быстро, не прощаясь, заканчиваю разговор.
Руки на колени, до боли царапаю кожу через брюки, но это все равно не помогает — задыхаюсь от горечи.
Почему с Ленкой все так просто, но так невыносимо сложно с ним?!
Почему он просто не может вести себя так же, как она? Почему не кричит, не вопит? Почему, хоть его жизнь уже рухнула ниже дна, голос моего Призрака звучит так… словно значение имеет только этот звонок от меня?
Глава 46
Снова, как в то утро, когда я узнала о предательстве Призрака, я сначала рыдаю в дамском туалете, зажимая рот кулаком, а потом, когда слез не остаётся совсем, долго умываюсь и тру лицо, чтобы разбавить красноту под глазами.
Потом без заминки отрабатываю полный день — моя начальница довольна, у меня снова ни единой помарки, все идеально.
Хвалит, что я молодец и что она начинает переживать за свое место.
Я улыбаюсь и мысленно отвечаю, что бояться ей нечего, потому что я займу чуть более «вкусное» место.
Карьеристка во мне высоко задирает нос, и на всякий случай стучит молотком по голосу совести, который пытался сказать, что я буду генеральным совсем не из-за своих вдающихся талантов.
Потом еду к Гарику — он сам снова до поздней ночи, даже не очень в курсе, с кем и где.
Принимаю душ, одеваю красивое платье, «косуху», тяжелые ботинки.
Я иду полюбоваться на творение рук своих, а заодно бросить пауков в одну банку и смотреть, как они будут жрать друг друга. Ради такого случая стоит одеться стервочкой как из песен Мари Краймбрери.
И куда же без моего любимого «дьявольского» красного на губах
Я приезжаю нарочно пораньше, чтобы не пропустить появление главных герой финальной сцены этого спектакля. Было бы грустно позволить им встретиться раньше и все испортить.
Заказываю крепкий кофе.
Успеваю вделать пару обжигающих горечью глотков, прежде чем слышу знакомый скрип кожи сзади.
Ладони на плечах.
Грубое касание щетины
— Ванилька…
Я отвожу плечи и голову, смотрю на него снизу-вверх и все неудачи очень явно проступают на лице моего Призрака: темные круги под глазами, впалые щеки, потрескавшиеся губы.
Он так сильно похудел и осунулся, что спасительница Аленушка во мне требует немедленно все ему простить, схватить за руку и утащить на необитаемый остров.
Там он меня точно больше не предаст.
Разве что мартышкам?
А потом замечаю за его спиной широко распахнутые глаза Ленки… и мысленно крушу эту дурацкую фантазию.
Пора ставить точку.
Дима еще не понимает, что происходит, поэтому пытается дотронуться до моей щеки.
Это так… почти нежно, почти как будто на самом деле произошла чудовищная ошибка и он меня не предавал. Какой-то не до конца убитой романтической дурочке-мне хочется, чтобы сейчас вскрылась правда в духе индийских фильмов — на самом деле в тот день я видела с Ленкой его брата-близнеца, о котором Призрак не сказал просто потому что я не спрашивала, есть ли кто-то очень похожий на него. Мы поорем друг на друга, обнимемся, попросим прощения и все-таки успеем взять последнюю пару билетов на тот необитаемый остров.
И у нас будет сове личное «… и жили они долго и счастливо, и умерли в один день».
— Я реально каждый день ждал твоего звонка, — охрипшим как у заядлого курильщика голосом, признается мой Призрак.
Мне почти хочется разрешить ему поцеловать меня.
Чтобы Ленка, которая продолжает стоять сзади и наблюдать за происходящим, почувствовала хоть каплю того, что пережила я. Узнала, что пока ее эМЧе использовал ее и устраивал эмоциональный американские горки, обо мне он думал постоянно, меня ждал, меня хотел.
Не ее — меня!
— Ты не мог бы сесть? — Я отвожу голову, так и не дав притронуться к себе. — Нам нужно поговорить.
Дима прищуривается, вздыхает.
— Хорошо, Ванилька, но только если ты перестанешь играть в идиотскую молчанку и…
Он стаскивает куртку, вертит головой в поисках свободной вешалки.
И наталкивается на Ленку.
Пауза.
Такая тяжелая и убийственная, что мои нервы мгновенно покрываются морозной коркой с шипами.
«Спокойно, Маша, осталось совсем немного».
— Какого…! — В голосе Ленки та самая визгливая нотка, от которой звенит в ушах.
И, конечно, на нас моментально начинают оглядываться.
Какому-то нагло хмыкающему парню неопрятного вида я показываю улыбку из арсенала: «Только попробуй достать телефон». Он тут же отворачивается.
— Может, вы оба уже, наконец, сядете? — стараясь сдерживать раздражение, говорю я.
Наверное, что-то в моем голосе звучит как надо, раз они все-таки садится напротив, но при этом Дима отодвигается от Ленки, как будто у нее бубонная чума.