Грезы Февра (сборник)
Шрифт:
– Что делать с предохранительным клапаном, капитан? – спросил Терни.
– Заблокируйте его! – прокричал Марш. – Нам нужен пар, мистер.
Терни нахмурился, но сделал так, как ему велели. Марш посмотрел на манометр – столбик продолжал ползти вверх. От давления пара трубы застонали, но принятые меры оказали свое действие; паровая машина тряслась и стучала так, словно в любую минуту могла разорваться на части. Кормовое колесо стремительно вращалось. Такой скорости «Эли Рейнольдз» не знала с рождения. Шлеп-шлеп-шлеп. Старый пароход, вибрируя и дрожа, мчался вперед, оставляя за собой веер брызг.
Вокруг паровой машины суетился второй механик
– Пошевеливайтесь! – пророкотал Грув. – Пошевеливайтесь вы с этим жиром!
От жерла топки, пошатываясь от жары, отошел большой рыжеволосый кочегар и опустился на колени. Тут же его место занял товарищ. К упавшему человеку немедленно подскочил Грув и из ковшика плеснул на голову перегревшегося помощника. Человек поднял мокрую голову, заморгал и открыл рот, тогда боцман влил ему алкоголь в горло. Через минуту он уже поднялся на ноги и смазывал сосновые поленья жиром.
Инженер поморщился и открыл предохранительные клапаны. Горячий пар со свистом вырвался в ночную тьму, давление немного упало. Потом вновь стало подниматься. Кое-где на трубах начал плавиться припой, но люди стояли на страже, в любую минуту готовые залатать образовавшуюся брешь. От нестерпимого жара топки одежда Марша тоже пропиталась потом. Вокруг него суетились кочегары: бегали, кричали, передавали жир и поленья, подкармливали топку, следили за котлами и паровой машиной. Работающий поршень и колесо создавали страшный грохот, языки пламени из топки окрашивали все в мерцающий красный цвет. Это был сущий ад, наполненный грохотом, суетой, дымом, паром и опасностью. Пароход, словно человек, готовый в любую минуту рухнуть и умереть, дрожал, кашлял и вибрировал. Но он двигался, и Эбнер Марш не мог ничего ни сказать, ни сделать, чтобы заставить его двигаться быстрее.
Он поспешно вышел на бак, подальше от нестерпимого жара. Пиджак, рубашка и брюки были насквозь мокрыми, словно он только что вынырнул из реки. Марш с облегчением вздохнул, когда почувствовал дуновение ветра. Мгновение он наслаждался благодатной прохладой. Впереди показался остров, разделявший реку на две части. За ним, на западном берегу, светился огонек. Они стремительно приближались к нему.
– Черт, должно быть, мы делаем не менее двадцати миль в час. А может, и все тридцать.
Марш сказал это довольно громко, почти крикнул, как будто громогласным голосом мог воплотить вымысел. В свои лучшие дни «Эли Рейнольдз» делала всего восемь миль в час. Сейчас, правда, ей помогало течение.
Марш тяжело протопал по трапу, ведущему наверх, проворно пересек кают-компанию и вышел на штормовой мостик, чтобы посмотреть, что делается позади. Приземистые широкие трубы извергали дым и искры, иногда оттуда вырывались языки пламени. Палуба ходила ходуном и напоминала собой кожу живого существа. Кормовое колесо вращалось с такой бешеной скоростью, что из водопада, извергающегося снизу вверх, образовалась стена воды.
Прямо по пятам следовал пароход по имени «Грезы Февра»; погруженный в полумрак, он деловито дымил, выбрасывая дым из своих высоких труб чуть ли не до луны. Теперь судно находилось ярдов на двадцать ближе, чем тогда, когда Марш спустился на основную палубу.
Подошел капитан
– Мы не можем уйти от него, – сказал он усталым, печальным голосом.
– Нужно поддать пару! Поддать жару!
– Лопасти не в состоянии вращаться быстрее. Если Док, не дай бог, не вовремя чихнет, паровой котел взорвется к чертовой матери и отправит нас к праотцам. И двигателю уже восемь лет, того и гляди развалится. Да и жир у нас на исходе. Когда он кончится, придется бросать в топку голые дрова. «Эли Рейнольдз» – старушка, капитан. А вы хотите заставить ее танцевать, как на свадьбе. Долго она не выдержит.
– Проклятие! – Марш выругался и оглянулся. «Грезы Февра» настигал, расстояние между ними неуклонно сокращалось. – Проклятие, – снова повторил он. Он знал, что Йергер прав.
Марш посмотрел вперед. Они шли прямо на остров. Главное русло реки поворачивало на восток. Западная развилка представляла собой рукав, причем довольно мелкий и сужающийся; было видно, как склоняются к самой воде растущие по берегам сучковатые деревья.
Марш снова направился в рулевую рубку.
– Войдите в рукав, – приказал он лоцману.
Рулевой недоуменно оглянулся. На реке такие решения принимает лоцман.
– Нельзя, сэр. Посмотрите на берега, капитан Марш. Вода спала. Я знаю эту излучину. Сейчас она непроходима. Если я сверну туда, пароход застрянет, и мы просидим на нем до весеннего паводка.
– Может, и так, – сказал Марш. – Но если мы там не пройдем, значит, «Грезы Февра» не пройдет и подавно. Им придется обходить остров другой стороной. Для нас сейчас стократ важнее избавиться от них, и плевать на всякие там банки, топляк и прочую чепуху. Вы меня поняли?
Лоцман нахмурился:
– Никто вам не давал права, капитан, указывать мне, как проходить реку. Я не посрамлю свою репутацию. До сих пор я не разбил ни одного корабля и сегодня не собираюсь. Мы останемся в главном русле.
Эбнер Марш почувствовал, что лицо его наливается кровью. Он оглянулся. До «Грез Февра» оставалось три сотни футов, не больше. Расстояние продолжало быстро сокращаться.
– Чертов болван! – завопил Марш. – Эти наши гонки, возможно, самые решающие на реке, а у меня вместо рулевого за штурвалом стоит болван. Они бы уже догнали нас, если бы корабль вел мистер Фрамм или если бы у них был боцман, хорошо знающий свое дело. Может, они в топках сжигают тополь. Взгляни, – он указал тростью в сторону преследовавшего их парохода, – даже с той черепашьей скоростью, с которой они тащатся, нас нагонят в считаные минуты, если только мы не обхитрим их. Слышишь меня? Сворачивай в этот проклятый рукав!
– Я могу пожаловаться на вас в ассоциацию, – упрямо сказал лоцман.
– А я могу вышвырнуть тебя за борт, – в том же духе ответил ему Эбнер Марш и угрожающе двинулся навстречу.
– Отправьте вперед ялик, капитан, – предложил лоцман. – Измерим глубину и посмотрим, сумеем ли мы пройти.
Эбнер Марш презрительно фыркнул.
– С дороги, щенок! – взревел он и грубо оттолкнул лоцмана в сторону. Тот упал.
Марш схватил рулевое колесо и закрутил его вправо. «Эли Рейнольдз» послушно повернула нос. Лоцман выругался. Марш, не обращая внимания, всецело сосредоточился на штурвале. Пароход обогнул выступавший мыс острова и начал обходить его с западной стороны. Марш на мгновение обернулся через плечо и увидел, что «Грезы Февра», находившийся всего в двух сотнях футов позади, вынужден был замедлить ход и остановиться. Потом его колеса начали стремительно вращаться в обратную сторону.