Грёзы и предостережения

Собран Энжи

Он еще что-то говорил, но я не слышала. Один из преследовавших меня снов вдруг ожил, преследуя меня наяву.

Маленькая девочка кружится на поляне вместе с другими детьми, и в этой девочке с золотыми волосами я узнаю себя.

— Завтра будет обряд единения, — шепчет ей на ухо рядом стоящий мальчишке. Он старше и почти вдвое выше, но это не мешает их дружбе. И сейчас ее руки доверчиво сжаты его руками и они, откинувшись, вместе кружатся, уставившись с сиренево-голубое небо, а потом, заливисто смеясь, падают на густую

траву: — Пойдешь со мной смотреть?

— Папа будет ругаться, — отвечает девочка, капризно кривя губы. Ей и хочется, и колется посмотреть на этот странный обряд единения.

— Трусишка, — дразнит мальчишка, и малышка обиженно морщит нос, набрасываясь с кулаками. Но мальчик лишь убегает, иногда пропуская удары, а потом неловко падает, и она наваливается на него сверху. И снова веселый смех.

— Дети, пора ужинать, — зовет их мама, и девочка со всех ног летит ей навстречу. — Поужинаешь с нами, Шай? — спрашивает ее мама мальчика, но тот небрежно отмахивается.

— Отец уже, наверное, меня потерял, — по-взрослому серьезно отвечает он и убегает, а мама провожает его грустным взглядом.

— Нелегко им, — бормочет она и девочка понимает, что мама говорит о смерти. Ведь прошлой весной мама Шая умерла, так и не родив ему брата. Что-то очень плохое произошло тогда, но взрослые скрывают, а спрашивать Шая девочка не хочет, слишком грустным он становится.

Ночь приходит тихо и ей бы уже давно нужно спать, но в душе поселилось тревожное чувство. Маленькие камешки ударяют в окно, и она тут же подбегает к нему, что бы шепотом крикнуть:

— Сейчас.

Пижама сменяется платьем, и она садится на высокий подоконник.

— Прыгай! Я поймаю, — и девочка, зажмурив глаза, срывается вниз.

Ночью страшно. Она еще никогда не выходила ночью из дома. И только ее рука в его руке не дает ей испугаться — с Шаем ей никогда не страшно.

Тихо они пробираются коридорами старого храма. Мох на стенах то загорается, то гаснет, едва смолкает шорох их тихих шагов. Ныряют в очередное углубление и пробираются в кромешной темноте, и девочка сильнее сжимает его руку. Страшно.

Наконец становится светло от множества магических огней разного цвета. Фигуры в белых балахонах. Это старцы. Жрецы храма Хагони. Защитники мира на их землях. В серых — их родители и пусть девочка не видит их лиц, но безошибочно узнает их фигуры среди толпы.

Гремят барабаны и в центр ярко освещенного круга заходят юноши и девушки в таком же, как и жрецов, белом одеянии. На постаменте лежат они — маленькие и невзрачные яйца драконов.

Звук нарастает. Так же как и напряжение внутри круга. И в какой-то момент яйца трескаются. Маленькие дракончики, только что выбравшиеся из яйца, стремительно несутся навстречу своей второй половинке. Белые, красные, синие, лиловые, серые, черные… Удивительно красивые. Они добегают до своего выбранного

и тут же окутанные пламенем их цвета сливаются со своей второй половинкой, растворяются, исчезая в ней, чтобы навсегда стать одним целым.

Уже давно смолкли голоса в ритуальном зале, погасли огни, а они с Шаем все сидели и смотрели друг на друга в восторге от этого таинства.

— Откуда берутся яйца драконов? — спросила девочка, то единственное о чем умалчивалось всегда.

— Рождаются вместе с ребенком, — отвечает ей мальчик, отводя взгляд.

— Всегда-всегда? — теребит она Шая, заглядывая ему в глаза.

— Нет, Дара, иногда рождается только одна человеческая сущность.

— А дракон? — но Шай вместо ответа качает головой. — Что случается с рожденными без дракона?

— Их изгоняют старейшины, — горько улыбается он, пожимая плечами. — Ущербным не место среди нас, — повторяет за кем-то заученную фразу.

— Ущербным? — переспрашивает девочка.

— Рейттарам…

Пугающий шорох чьих-то шагов. Шай дергает ее на себя, зажимая ладошкой рот. Она доверчиво льнет к нему, прижимается.

— Где они, старик? Где то, что принадлежит нам? — раздается совсем рядом грубый голос, и девочка вздрагивает, сильнее вжимаясь в друга. Шай защитит, он сильный и старше ее на целых шесть весен.

— Здесь нет ничего, что принадлежит вам, — спокойно возражает старик, и Дара узнает голос главного жреца.

— Нашли, — кричит кто-то.

— Что ж нам больше не нужна твоя помощь, старик, — хлюпающий, чавкающий звук и что-то мягкое упало на пол. Ей хочется посмотреть, но плечо Шая, загораживает обзор, а удерживающие ее руки не дают повернуться.

Громкий топот удаляющихся ног, чей-то торжествующий смех. Их обжигает жаром вспыхнувшего рядом пламени. Дышать становится нечем, но Шай тянет ее за собой вниз. Туда где в синей сверкающей багровыми отблесками луже, распласталось тело жреца.

— Эмре, — зовет мальчик старика и тот открывает затуманенные приближающейся смертью глаза.

— Дети? — удивляется жрец: — Что вы тут делаете? Бегите, прячьтесь, — тревожится старик.

— Чем мы можем тебе помочь, эмре? — шепчет Шай.

— Помочь? Мы сами во всем виноваты. Нужно было следовать заветам предков и уничтожать ущербных, — кровью выкашливает слова старик.

Чьи-то руки ложатся на ее плечо и Дара в испуге вскрикивая, начинает отбиваться.

— Уведи детей, эмрин, — приказывает главный жрец и столько властной требовательности в голосе умирающего старика, что девочка замирает на руках мужчины. — Сегодня грань миров размыта. Спаси наше будущее.