Шрифт:
«Деревня погасших окон»
Бесконечность кроила безмятежные параллели жизней, которые обязаны пройти сквозь тернии беспощадного времени, что им подготовила плутовка судьба.
А дождь сеял и убаюкивал тяжелыми частыми каплями, напоминая смертным, что слезы, это и есть неуловимое счастье, навсегда покидающее их.
Жизнь не заканчивается на закате. Она начинается через три часа после, когда пыльная дымка овевает спелые колосья пшеницы, ржа и овса, а ленивые лучи солнца просвечивают скупую
Как по задумке, каждую весну в ночь Вальпурги, словно млечный путь на деревню Марьинку опускался туман. Ходили слухи, ведьма отправляла своих шептунов определить девочек с Даром, оставив на их верхней губе метку шипом дикой акации. Девочка, со временем, обретала и наращивала силы, которые были никому неподвластны. Обручившись со тьмой полностью, могла управлять всем и вся – жизнью и смертью.
По поверьям и легендам тех мест и свидетельствам «Старой тетрадки», украденной из деревни, это были метки ведьмы с горы Воттоваара. Для смертных это просто тетрадь. Но для «видящих» дальше – свод правил, определяющих и обучающих истинных черных ведьм. За десять лет таких девочек насчиталось ровно десять, ни меньше, ни больше.
Знахарки, считающие себя посредницами между живыми и мертвыми, попытались снять с себя обвинения из-за появившихся необъяснимых событий в деревне: неурожай, мор, эпидемия, которая уносила младенцев, подчистую. Заверили представителей властей, что это не они накликают засухи и ураганы на спокойные уютные юга, и белый мглистый туман, это дело рук северной ведьмы, которую сослали в наказание в места, где ее силы развеяла сила четырех рек. И шквал гнева деревенских обрушился на девочек, они стали причислены к избранным потомкам ведьмы.
Со слов деревенских зевак, девочки разбредались по лесам, шептались с деревьями и прудами, топями да болотами, собирали только ядовитые грибы, ягоды и травы. Приносили в жертвы мелких грызунов и птиц, а на их останках проводили обряды. У каждой была вещица, в которую была заточена сила, это могло быть перо птицы, клык хищника, лапка грызуна, хвост крысы или же засушенная веточка, какого-либо ядовитого растения.
Сплетнями и наговорами история не завершилась. По жалобам напуганных селян девочек выследили, на разбирательстве обвинили в колдовстве, которое было сложено лишь со слов и доводов жителей и знахарки. Советом старейшин было принято решение: сослать их в деревню мертвых, вырвав из рук родных матерей и отцов. А сироток и оплакивать некому было.
Деревня мертвых находилась в плену четырех рек, и чтобы доставить их туда, пришлось переплыть бурные водоемы. Местность эта пустовала, была абсолютно не обжита, плодородных деревьев не было, да и время года жесточайшее – февраль. Хрупкие девочки от девяти до семнадцати лет вряд ли выжили бы в суровых условиях вьюг и морозных ветров. Ходили слухи, что так же там обитала стая голодных волков, которых ранее загнали охотники со всех деревень. А легенды о ядовитых змеях смогли бы подтвердить лишь девочки.
Так как их не смогли наказать открыто, как раньше поступали с ведьмами, отправили на мучительную смерть вдали от глаз свидетелей. Старики, отказавшиеся участвовать в ссылке, шушукались украдкой что, прежде чем высадить девочек в запретную деревню, с тех времен слывшую погребальной, охотники знатно позабавились, выбивая из них признание – отказ от Дара. Тем самым они разбудили спящую нечисть, обитавшую там полвека.
В ту ночь небо над утесами загорелось
Местные поверили в правильность своего выбора, ведь после этой бессердечной ссылки, туман ушел из их краев. Засуха отступила. Ураганы притихли и меток больше не было. Лишь иногда соседи поглядывали с опаской на родителей девочек, боясь их мести.
Прошло два десятилетия, случившееся стали считать легендой. Со временем и легенды позабылись.
Вновь весна. Вальпургиева ночь, и уже забытый всеми млечный туман снова окутал юга. Проникая в тесные улочки, заползая во дворы, и открытые форточки.
Ставни застучали на окошках домиков. Ветер взвыл оглушая, подняв рев собак, на всю жизнь прикованных цепями к будкам.
На утро, жители обнаружили, что весь урожай на полях скошен. А на верандах домишек, где меньше двадцати лет назад жили девочки появились весточки: вещицы пятерых, которые, видимо, отреклись от Дара и вероятнее всего уже давно умерли, после смерти не обретя венец вечной ведьмы. Крысиный хвост, заячья лапа, кленовый лист, высушенная жаба, клюв ворона. Их собрал надзорный Тихон, сын Макара – ранее одного из лидеров, который возглавлял «Совет старейшин», и в свое время организовал поимку и ссылку девочек.
Что больше всего насторожило, это то, что помимо вещиц на пороге домишек была горсть земли, но не чернозем, как в их краях, а золотой песок словно с морского берега, а также веточка сирени, которую страшились деревенские, считая загробным цветком, и никогда не приносили с территории кладбищ.
Охотники вновь собрались и направились в сторону деревни мертвых искать пути спасения ведьм, которые им казались невозможными, навстречу им выбежали деревенские мальчишки, живущие на стыке деревень и все как один шептали.
С недавних пор поутру, над землей начал клубился туман. Небеса становились тяжелыми и пронизывающий ветер пленил улочки деревни. Из мглистой пелены являлись образы пятерых нагих девушек с распущенными волосами, с плетенными венками в волосах они приговаривали:
«Мы навсегда остались молодыми. А вы бегите в Марьинку, поведайте всем, что на деревню обрушилось древнее проклятие ведьмы Алисы».
Спустя две ночи охотники достигли деревни, обыскав с четырех сторон, и были обескуражены, тем, что увидели. Три реки иссохли, так, что донья дали трещины, осталась лишь одна, пересекающая близстоящие деревни. На подступах, навстречу к ним вышел паренек лет двадцати, с матерью, точно не местные, точно не в себе, заявившие, что мимоходом забрели в деревню. Паренька тотчас задержали, а мать совсем слабой была, и ее отправили в больницу. Охотники осмотрели деревню, но и следа жизни там не обнаружили. Заброшенная, не пробиться через тернии деревьев и кустарников. Разве что, один домик на опушке, словно вросший в землю, ветер сильнее подует, и развалится. Словно не из древесины он был, как из коряг собранный, в окошках горел мрак. Из домика раздавался заунывный скрежет, повторяющийся, то ли скрип, то ли стук, эхо которого охватило глухую деревню. А над домом развесило корявые ветви скорчившееся дерево, и оно словно мертво, ничто не дышит там.