Грёзы
Шрифт:
Слева от одной из троп заметил три близко стоящие березы, а рядом спиленный пенек, видимо от дуба. Замедлил шаг, подошел к могилам, вчитывался в фамилии. Нет моей Алисы. Нет.
Толпа людей с инвентарем и букетами цветов увеличивалась.
– Что сегодня за день? – уточнил я у молодой супружеской пары, идущей мне навстречу.
– Вторник Страстной недели, – прошептала, словно поучала меня молодая женщина. Вспоминайте Христа, его предателей и всех усопших.
Накрыло… Ее слова будто выдернули из крепкого сна.
Невероятной,
Для меня словно произошел временной скачок. Прошлое, настоящее, прошлое… Я застрял посредине.
– Матвей, – послышался голос Кости, и тепло ладони согрело плечо. Как же они быстро.
Тело обдало кипятком. Поднял медленно голову. Брат и его любимая кудрявая Майя с жалостью глядели на меня.
– Поднимайся, бабушке нехорошо, – схватил он меня за запястье, попытавшись помочь приподняться.
– Пошли прочь! – выкрикнул я, выдыхая. Резко поднялся и свернул в сторону трех берез. Народу было нещадное количество, я втискивался между ними в надежде скрыться от брата.
– Алиса, Алиса Керн, – повторял я, всем подряд людям, выходившим мне навстречу. Все удивленно отмахивались. Понимаю их, я выглядел невменяемым. И вряд ли стану прежним, когда-либо.
Остановился напротив берез уже слева, поводил глазами по сторонам, и вдруг, взор остановился на одной могиле из черного мрамора, огороженного низеньким забором. Подошел ближе. Направил взор на фамилию и имя на надгробии: Алиса Керн. 1977-2005гг.
Слов не было. Эмоций не было. Я онемел. Вдавливая пальцы в глаза, пытаясь остановить поток слез.
Калитка от заборчика была не заперта, она болталась из стороны в сторону. Я, потеряв последнее уважение к себе и к ней, посмел вторгнуться в ее последнее пристанище… После всего, что сделал.
– Подонок, подонок, подонок, – шептал самому себе под нос, покусывая нижнюю губу изнутри.
Выдохнул, откинул голову назад, в надежде увидеть бесконечный небосвод, чтобы забыться, но густая крона деревьев окаймила всю территорию западного крыла кладбища. Только и слышно шевеление молоденьких листочков, трущихся друг о друга и скрежет стволов, покачивающихся на весеннем ветру.
Внимание привлек яркий куст розы в центре могилы, на котором распустился алый бутон. Шелковистые лепестки, нежно прижимаясь друг к другу дрожали. Протянул руку к цветку. Закрыв глаза, еле касаясь, провел пальцами по поверхности первого зародыша куста. Мысли унесли в прошлое. Эта роза была олицетворением Алисы. Броская и одновременно безмятежная, нежная.
Но, кто ухаживает за могилой? У Алисы никого не было. Вернее, я так думал.
Присмотревшись, заметил горстки земли на мраморном изголовье, капли воды, и следы, вдавленные в сырую землю, ведущие за калитку. Кто-то был здесь до меня.
Я присел на заборчик, в ожидании человека,
Прошло около получаса, продолжал бездумно глядеть на выгравированные буквы на мраморной плите. Болел каждый миллиметр головы, сердце сжималось, мысли душили. Как мои самые близкие, так беспощадно поступили с Алисой, со мной. За что?
Не знаю, сколько провел времени там, но лучи солнца уже нагло пробивались сквозь ветви, прилично припекая затылок. Поднялся, огляделся, тут и там люди, разговоры, шепот. Взор привлек куст сирени, опустившийся над тропой, ведущей к могиле Алисы. Скрутив с приличным усилием, оторвал веточку, поднес к носу и вдохнул настоящий аромат весны и приближающегося лета. Направился к выходу.
Выйдя, тут же заметил посреди заполнивших парковку у ворот кладбища машин делегацию семьи Нагаи.
Мать сидела на заднем сидении одного из автомобилей, видел ее едкий, осуждающий взгляд сквозь лобовое стекло, рядом была Вера – «примерная» супруга Ромы. Костя стоял, опершись о капот своей отполированной белоснежной машины, Майя тревожно кружила возле него, поправляя рыжую копну непослушных волос. Она была словно наш семейный маяк, из-за яркого цвета волос, да, и, наверное, была самой отзывчивой и доброй. Чаще имени ее звали «апельсинкой» из-за оттенка волос и веснушек, покрывавших всю бледную поверхность лица и тела.
Все в сборе. Не было гордости мамы – Романа Исааковича Нагаи, и отца, – главы семейства. Удивительно, кто же больше виноват и больше скрывает, присутствующие или же наоборот, отсутствующие? Я направился в сторону дороги, продолжая жадно вдыхать аромат сиреневой веточки, игнорируя всех.
– Остановись, – прикрикнул Костя, – имей уважение, хотя бы к маме. Сегодня твой день рождения. Приглашено около сотни людей. Поехали домой. Завтра поговорим, не разрушай старания, не позорь фамилию из-за прошлого.
Он пошел следом, я замедлил шаг, чтобы выслушать его дальнейшую ложь.
– Остановись, – схватил меня за плечо и хотел развернуть, – ведешь себя, как подросток. Это было пределом моего терпения.
– Да пошли вы все, – откинул ладонь, зажавшую плечо, – ненавижу каждого, – сквозь зубы процедил. – Иди сам на поклон матушке! Да, как вы посмели!
Завернул на дорогу, ведущую в самую глушь деревни, что по соседству с бабушкиной. Около сорока минут ходу по пыльной трассе, и ноги наконец привели меня к жилым домишкам.
Куда идти, не знаю, домой не могу, не хочу… Уверен, спустя пару часов мамины «посыльные» начнут, как собаки рыскать по всем деревням в поисках меня.
Ног уже не чувствовал, кеды утопали в глинистой пыли. Ровно, как черные брюки и пиджак, которые посерели.
Донес себя до ближайшей скамейки. Понимал, надо идти к бабушке и выведать все, но был не в состоянии услышать и понять. Не сейчас.
В нос ударил запах затухающих костров, осмотрелся. Детвора хороводила возле крошечного костерка и шепча, вторили: