Грибник
Шрифт:
— Ну, почему же, я не отказываюсь совсем, — пробормотал Артур. — Свое крадем. Я тоже проблем не люблю. А предпринимать что-то теперь нужно. Придется. — Сейчас он ощущал совсем не страх, а растерянность от такого неожиданного предложения. — Думаю, ты знаешь, что делаешь.
Почему-то хотелось остаться вдвоем с Региной ночью в театре, пусть даже при таких обстоятельствах. Нравилась такая возможность.
— Ну, чего загрустил лицом? — приободрила его та. — Ладно, думаю сегодня никуда лезть не надо. Вечером банкет — вдруг, допоздна. Ожидается аншлаг. Такой народ актеры — жадноваты, халявисты. Напьются, опять случится какое-нибудь безобразие.
Глава 4
Выход Квазимодо
Банкет еще не начался, а из буфета уже доносились нетрезвые голоса. Вместе с запахами котлет и водки. Мимо Артура, стоящего у окна возле входа в буфет, официанты несли подносы и какие-то коробки.
— О, ступайте, ступайте в театр, живите и умрите в нем, если можете. — Артур узнал — эти странные слова произносил главный хормейстер Московитянин, массивный человек с широкоскулым мужичьим лицом и тоненьким голосом, по внутритеатральной кличке Оскаленный. Когда-то он работал в Америке и, наверное, после этого, везде появлялся с широкой, будто наклеенной, улыбкой. Актеры, внимательно относящиеся к такому, считали его глуповатым, только Октябрина, знавшее все про всех, была другого мнения. Высказывалась о нем, как о мужчине хитром, себе на уме.
Сейчас Артур вспомнил, что странный призыв из буфета — это слова Белинского.
В окно был виден куцый человечек, медленно шагающий взад и вперед перед фасадом театра. В кепке, простеньком пальто и красно-коричневых туфлях, начищенных с необыкновенной тщательностью. Слишком легких, не по сезону — видимо, у человечка они считались лучшими. На этом месте он появлялся почти каждый вечер — известный всему театру поклонник Регины. Встречал своего кумира, если ему это удавалось. Вручал букет цветов, иногда что-то говорил — несколько слов, и с достоинством удалялся. Здесь, конечно, над ним смеялись. Смеялись и над Региной, не упускали такой возможности. Разговаривая с ней, Артур как-то назвал ее поклонника Титулярным Советником. Эта кличка быстро распространилась по театру, и Артур этим даже гордился.
Внизу в фойе клубились люди, оттуда поднимался запах духов. Оперные и балетные актеры и здесь держались отдельно. Они заметно различались даже внешне, будто две разные расы. Толстые и массивные певцы и стройные жилистые танцовщики. Там же появилась Октябрина, сейчас совсем неотличимая от заслуженной оперной примадонны, вся увешанная чем-то блестящим.
По лестнице поднимался Арманд в рабочем танцевальном трико с маленькой бутафорской шпагой на боку. Для гостей прямо в буфете готовилось небольшое представление. Еще недавно, когда Артур спрашивал у него дорогу в "раздевалку", это был просто незнакомый высокий балерун с бакенбардами. Удивительно. Теперь он стал самим Армандом.
В свои тридцать с лишним тот был строен, как школьник. Прошел мимо, гордо покачивая выпуклым задом.
Народу собралось, по мнению Артура, необычно много для новоселья. Сегодня он случайно услышал в буфете, что новоприобретенное жилье Фролова обошлось тому в какую-то шоковую фантастическую сумму. Во много-много миллионов рублей. Артур пытался, но не мог представить, какой может быть такая квартира. В буфете тоже удивлялись. Интересовались, откуда такие деньги. Потом единодушно решили, что в тусовке у меньшИх свои дела, недоступные пониманию.
Толпа в фойе густела.
И снаружи и внутри театра возле дверей центрального входа скопились люди. Кого-то, оказывается, не пускали, те чего-то ждали на улице. Многие из вошедших тоже задерживались у стойки вахтера. Там стоял плохонький переносной телевизор с пластмассовой ручкой. В нем шел, шумел футбольный матч, бегали мутно видимые футболисты. Вахтер, пожилой мужик, похожий на отставного военного, напряженно следил за ними, иногда отвлекаясь на входящих. Сверял их визитные карточки с каким-то листком. Те, кого он пропускал, расталкивали скопившихся и тоже цепенели, заметив телевизор.
В окно было видно, как к театру подъехал черный зеркально-сверкающий автомобиль неизвестной Артуру иностранной марки. Остановился рядом с автобусом телекомпании.
У дверей театра зашевелились, толкаясь — освобождали место для прохода. Из автомобиля выбирался Фролов. В замшевой, жемчужного оттенка куртке, в шапке, из-под которой пеной вылезали его волосы, вьющиеся и густые. Наверное, из-за этого шапку ему приходилось носить размера на два больше.
Прошел к театру, коренастый, крепкий, весь налитой силой. Как всегда по-модному плохо выбритый, глядящий исподлобья. Казалось, что ему всегда хочется кого-то ударить, и он едва сдерживается.
Внизу, в фойе разом зашумели, двинулись вверх по лестнице. Артур прижался к подоконнику, стараясь не мешать идущим. Новоселье оказалось не той сравнительно скромной пьянкой где-нибудь в углу буфета, на которую он рассчитывал. Не ожидал, что это такое пышное официальное мероприятие. А можно было догадаться. Когда еще в буфете говорили, что такая пафосная квартира стоит радикального банкета. Зашевелилось сомнение — пожалуй, здесь он не нужен. Здесь он чужой.
Постоял еще, глядя в окно, потом все-таки решился. Вызвал по мобильному к театру такси, чтобы прямо сейчас отправиться в яхт-клуб, на стоянку катеров, и оттуда сразу же — на Ладогу.
"К моим друзьям, грибам".
Нужно было выполнять обязанности, возложенные родственником Аркадия Натановича. Обеспечивать того грибным сырьем.
Но выйти сразу, просто так, не удалось. Дверной тамбур забили оставшиеся на улице, не попавшие на торжество. Лезли, рвали дверь на себя, не давая вахтеру закрыть ее.
— Ты посмотри, посмотри в свой список! — кричал кто-то.
Впереди всех толкался кто-то совсем маленький, ростом, наверное, в метр-сорок, в детской курточке, протискивался в дверную щель. Вахтер, пожилой, но крепкий, толкнул его в грудь, отпихнул, все-таки сумел закрыть дверь. Маленький не успокаивался, стучал в стекло, что-то доказывал.
— Нет тебя в списке приглашенных, — проворчал вахтер, возвращаясь за свою стойку, к телевизору.
— А что, у вас и список есть? — доносился из-за двери голос коротышки.
— Есть. Только я и так вижу, что нету тебя там. Еще скажи, что ты актер, балерун этот самый. На сцене скачешь…
— Да, актер. Шумовик я. Ну, из шумбригады. Мы за сценой шумим.
— Ну вот иди домой и там шуми.
Вахтер вопросительно посмотрел на Артура, стоящего посредине фойе. Тот зачем-то пожал плечами и отошел в угол, за дверной тамбур. Опять оказался у окна. Через него было видно и слышно, как постепенно рассасываются недопущенные. Матерясь и отплевываясь, идут к трамвайной остановке. Такси еще не было.