Грибы на асфальте
Шрифт:
— Рыков, а ты что здесь делаешь?
Особенно это чувство усиливалось почему-то в трамвае, и я инстинктивно стал больше ходить пешком, а если все же попадал в трамвай, то прятал лицо в воротник и на вопросы кондуктора отвечал шепотом.
Встречаться с Лилей стало делом нелегким. Она тянула меня в людные места, а я предпочитал, как и всякий гриб, места побезлюдней и потенистей.
Кобзиков меня торопил.
— Тобою очень недовольны грибы, — говорил он. — Зарплату получаешь, а результатов никаких. Женитьбу Умойся ты провалил. Березкина упустил тоже. Если
— Я скоро…
Но дело с женитьбой двигалось туго.
Лиля была очень высокого мнения о себе и не терпела ничьих возражений. Лишь в вопросах космоса она снисходительно позволяла мне быть некоторым авторитетом.
Однажды мы поссорились серьезно. Как-то, спасаясь от зимней стужи, мы зашли с Лилей в здание лектория. Мы горели желанием послушать любую лекцию, на какую бы тему она ни оказалась.
Каково же было мое изумление, когда на трибуне я увидел Маленького Ломоносова!
В черном длиннополом пиджаке, в рубашке-косоворотке, Наум Захарович Глыбка яростно громил с трибуны вредителей сельского хозяйства. Волосы кандидата сельскохозяйственных наук растрепались, рукава были в мелу до плеч, лицо вспотело от возбуждения. Голос бывшего декана заполнял все уголки большого зала.
— За год суслик уничтожает десятки килограммов зерна, соломы, топчет посевы, его норки разрушают структуру почвы! Жилища же более крупных вредителей, например кротов, даже мешают продвижению тракторов, а иногда выводят их из строя! Грызуны — огромное, не поддающееся учету бедствие! За границей на борьбу с вредителями этого типа расходуются колоссальные средства! Сотни людей заняты тем, что круглый год производят отлов этих хищников… У нас пока не придают значения этому вопросу. Мы все чего-то ждем. Мы все благодушествуем. А грызуны между тем катастрофически размножаются. Скоро огромные полчища этих, с позволения сказать, тунеядцев, будут съедать урожай прямо на корню. Товарищи! По моим, далеко не полным подсчетам, в Советском Союзе живет около пятнадцати миллионов грызунов!
При этих словах зал пришел в волнение. По рядам пробежал возмущенный говорок.
— Какая тема лекции? — спросил я шепотом у соседа.
Тот недовольно оторвался от блокнота, в который что-то строчил, и буркнул:
— «Забытая опасность». Сзади на нас зашикали.
— Что же надо делать? — крикнул кто-то с места лектору.
Глыбка мотнул головой, откидывая назад свой чубчик.
— Те, кто читал мои труды, сразу найдут ответ на этот вопрос. Только многолетние растения избавят нас от всех бед. Только хлебные деревья способны противостоять натиску грызунов! Не нужно бояться нового, товарищи! Будущее за многолетни ми растениями!
Грянули аплодисменты.
Председательствующий зазвонил в колокольчик.
— Прошу вопросы, товарищи!
— Твой коллега, — сказал я Лиле, — сверхгений. Но Лиля не была склонна иронизировать. Она, кажется, увлеклась лекцией. Уверенный, небрежный Маленький Ломоносов расхаживал по сцене и собирал записки.
На доске мелом размашисто
— Это же революция в сельском хозяйстве, — восхищенно прошептала Лиля, вглядываясь в угол доски, где довольно похоже было нарисовано дерево, унизанное подобиями арбузов. Внизу на задних лапах стоял суслик.
Я достал блокнот и написал на листке бумаги огрызком карандаша: «Уважаемый Наум Захарович! А как же тогда летающая борона?»
Записка пошла по рядам.
— Что ты написал? — спросила Лиля.
— Мне не совсем ясно, чем питается суслик.
— Арбузами. Разве ты не видишь на доске?
— Я в этом не уверен.
— Что ты понимаешь в сельском хозяйстве! Ты небось и ржи от пшеницы от отличишь.
— А ты?
— Рожь черная, а пшеница белая.
— Эти сведения почерпнуты в хлебном магазине?
— Отстань!
Прочитав записку, Глыбка забегал по рядам глазами, отыскивая автора. Самоуверенность с него как рукой сняло. Я спрятался за чью-то спину. Хоть немножко испортить вечер этому типу!
Остаток лекции прошел скомканно. Наум Захарович отвечал на вопросы вяло и неинтересно. Потом что-то шепнул председателю.
— Разрешите поблагодарить товарища Глыбку, — поспешно сказал председательствующий, — он плохо себя чувствует.
Маленький Ломоносов ушел, вглядываясь в зал.
По дороге домой мы с Лилей поссорились. Причиной было сельское хозяйство. Моя невеста решительно отстаивала древовидные злаки.
— Он просто гений! Это революция! А ты еще усмехался! Великие открытия всегда осмеивались невеждами! Чем меньше человек смыслит в вопросе, тем с большим апломбом судит о нем.
— Ну хорошо, я гоже хочу стать гением. Я предлагаю выращивать коров в инкубаторах, как цыплят.
— Отстань ты со своей вечной иронией!
— Но почему — ирония?
— Глупость какая!
— Но почему? Почему? Почему у него не глупость, а у меня глупость?
— Потому что он кандидат наук, а ты в этом вопросе пешка!
— Ах, вот оно в чем дело! Только и всего?
— Только и всего.
— Значит, гением может стать только кандидат наук? Как же быть тогда с тобой?
— Отстань от меня! Я пойду домой одна.
— Да пожалуйста! Сколько угодно!
— До свиданья!
— Всего доброго!
Однако мы скоро помирились. На этот компромисс я пошел только из-за того, что приближался Новый год, а на Новый год должна состояться наша помолвка. То есть я должен был купить себе и Лиле золотые кольца и явиться к ее родителям — на смотрины.
Мозг мой, ища выхода, лихорадочно работал. Оставаться летчиком я больше не мог. Рано или поздно все выяснится, и тогда разразится величайший скандал. Открыть тайну, рассказать все — значит наверняка расстроить свадьбу. Третьего выхода не было.
Я сильно рассчитывал на случай. Вдруг, например, Лилин отец окажется мудрым, проницательным человеком, который полюбит меня, как сына, простит обман и устроит меня и товарищей на электростанцию?
Так или иначе, сначала надо было купить золотые кольца.