Грибы на асфальте
Шрифт:
— Вот и сбылось твое пророчество. Из золотых кубков пьем.
— Гена, — сказала Тина, — зачем нам травить друг друга? Ты ведь знаешь, что я… Разве мы вино ваты, что так сложились наши судьбы? Наконец-то мы сможем быть с тобой рядом. Гена! Живем один раз! Гена, не суди меня слишком строго. Я тебя люблю…
Я смотрел на нее и думал: «Тина добилась своего и счастлива. Неужели и я стремился к этому? Деньги, автомобиль… живет в городе… Теперь можно и покрутить немного… Это ведь входит в комфорт».
Тина пристально
— Гена, это все из-за Кима. Я знаю, он всегда стоял между нами. Идеалист! Ах, какая я была тогда дура!
— Я поднялся.
— Куда же ты?.. Геночка, останься. Я… Слышишь? Это ведь самое главное!
Я бежал уже по лестнице.
— Ты просто неудачник! Ты мне завидуешь! — крикнула Тина вслед. — Это я тогда отвинтила у трактора пробку!
— Дурак, — заключил Кобзиков, узнав результаты моего похода за тропическим лакомством. — Упустил бананы, не говоря уже о женщине.
Однако потеря бананов, Тины и квартиры меня не огорчила. Я все-таки собирался жениться. В этом смысле дела продвигались довольно успешно. Лиля была близка к тому, чтобы пригласить меня домой «на предмет представительства» предкам.
Однажды я задержался в фотографии допоздна. Это было за два дня до Нового года. В соседней комнате Тоня бубнила:
— Таким образом, экспериментальное изучение адсорбции из раствора на твердых веществах заключается прежде всего в изменении начальной и равно весной концентрации…
Таким образом, Тоня готовилась поступать в университет. Голос секретарши звучал торопливо. Ей не терпелось быстрее запомнить определение адсорбции. Я знал, почему будущая студентка так жадно поглощает знания, — с минуты на минуту за ней должен был зайти новый заведующий отделом парикмахерских и фотохудожественных работ Дынин, гриб скромный, но с большими претензиями.
Преуспевание Дыни было для меня неожиданным. Тоня буквально светилась от счастья. Она надевала на работу самые лучшие платья, часто бегала в парикмахерскую делать укладку и для повышения эрудиции усиленно зубрила классиков.
Дынин уже сделал предложение, получил благожелательный ответ, и скоро все у них должно было закончиться обычным порядком.
Хлопнула дверь. Наверно, это пришел Дыня.
— Рабочий день кончился, — послышался голос нашей секретарши. — Зайдите завтра.
Вошедший в чем-то горячо ее убеждал. Голоса доносились до меня минут десять. Потом Тоня крикнула:
— Геннадий Яковлевич! Выйдите на минутку.
Я положил снимок в закрепитель и открыл дверь. Посреди комнаты стояла Лиля.
— Геннадий Яковлевич, — сказала Тоня, делая большие глаза. — К вам клиентка. Хочет сфотографироваться на ракете. А я ей говорю, что рабочий день у нас уже кончился. А она говорит, что ей к Новому году позарез нужно.
Но я не слышал ничего. Я смотрел на Лилю. На ее лице были сразу изумление, испуг и брезгливость.
— Лиля, — пробормотал я, машинально вытирая руки ватой. — Лиля, я все тебе сейчас объясню. Это все чепуха… Понимаешь, так получилось…
Но из глаз девушки, пахнущей апельсином, уже капали злые слезы.
— Лжец, — прошептала она и бросилась вон из комнаты.
Оставив Тоню стоять с раскрытым от изумления ртом, я, как был в войлочных туфлях и халате, кинулся за ней. На улице стоял крепкий мороз. Падал редкий снег.
Лилю я догнал возле трамвайной остановки.
— Ну выслушай же меня! — сказал я, переводя дыхание. — Произошла страшная нелепость. Это скорее смешно… Сейчас я расскажу тебе все…
Лиля круто повела плечом, сбрасывая мою руку,
— Не нужно. Обманщик! Уйди!
— Подожди… послушай!
Лиля, не оглядываясь, уходила.
Измена
Измену открыл сам Кобзиков. Задавая корм кроликам, он нашел под полом смятый черновик письма. Не отличаясь особой щепетильностью, ветврач прочитал письмо, и волосы у него встали дыбом.Вот что там было:
«Дорогая Тамара! Сообщаю фамилии и места работы еще пяти грибов (далее следовало перечисление фамилий). Все идет отлично! Никто меня не подозревает. Жду указаний».
Срочно вызванный начальник КОГГ (комитет охраны грибов-городовиков) ничего не знал. Рассвирепевший председатель устроил ему разнос и обязал в течение трех часов найти предателя. На поиски агента царицы Тамары были брошены все силы внутренней безопасности. К вечеру изменника ОГТ схватили.
Им оказался Косаревский.
Старшего лаборанта заточили в Егорычево подземелье. Сам председатель ОГГ не вылезал из застенка, допрашивая предателя, но Косаревский упорно молчал.
Прошли сутки. Косаревскому было отказано даже в воде.
Косаревский не сдавался.
Тогда приступили к пыткам. В глубине камеры поставили стол, и вокруг него уселись четверо палачей. С чавканьем и хрустом палачи поедали всевозможные лакомства, запивая их шампанским (ради такого дела Кобзиков не поскупился). Косаревский глотал слюнки, корчился, но по-прежнему молчал. Вскоре палачи вошли в роль и так расчавкались, что даже Кобзиков, оставив «протокол допроса», не выдержал и побежал к столу.
Косаревский заговорил лишь после того, когда один из палачей подбежал к нему, с дьявольской ухмылкой провел по губам предателя горячим куском колбасы, с которого капало сало. Старший лаборант лязгнул зубами.