Гридень и Ратная школа!
Шрифт:
— Слушай Колышек, а хочешь, я тебе задачек для ума подкину. Глядишь и скуку разгонишь, и ночь быстрее скоротаешь.
— А что за задачки? — зажглась интересом девочка-витязь.
— А вот сейчас и узнаешь.
Немного помозговав, я набросал ей самых разных упражнений для развития пространственного мышления. В целом, ничего сложного — так головоломки разные из разряда: представь пустую комнату, обустрой её, а затем покрути по-всякому — да так, чтобы ни один предмет не забылся. Помню, и сам в детстве так баловАлся, когда сон не шёл. Да, не особо весело, зато будет ей чем голову занять бессонными
В объятия Морфея отходил с чувством выполненного долга и чистой совестью.
— Виски прямые.
— ЧАво сказал?
Вот уже пяток минут я сидел на неудобном деревянном стуле и терпеливо ждал, когда местный цирюльник закончит меня истязать. А ничем кроме, как истязаниями, я его действия назвать не мог. Правда, это была скорее заслуга не самого парикмахера, а его инструмента.
Вытянутый и худой словно жердь дед держал у моей головы ручную машинку для стрижки волос. С одной стороны, своим внешним видом она как бы и напоминала привычный мне аппарат, с другой же — кардинально отличалась по способу работы. В движения она приводилась не электрическим током, а банальной мускульной силой. У машинки имелись самые настоящие ручки, прямо как у пассатижей. Их и надо было сжимать, чтобы лезвия исправно выполняли своё дело.
— Ладный, говорю, у вас инструмент.
— Да, Инструмент славный, от отца мне достался, а ему от деда. Мне всё втюхивают новый какой-то “елестрический”, но я не беру. А зачем? Мой-то и так справный да и привычней он мне. Я им так и говорю, он мне и даром не нужОн этот ваш Инструмент “елестрический”.
Пока слушал дедовы причитания, вовсю пялился в овальное зеркало на стене. Следил, как бы старый ненароком ухо мне ни отчекрыжил.
Несмотря на преклонный возраст, цирюльник работал бойко, и с каждой секундой мои волосы становились все короче. Замер дед лишь тогда, когда вместо неприглядной копны у меня на голове образовался короткий и филигранно ровный ёжик светлых волос.
— ЧАво зад пригрел, свободен, — проворчал старик и указал на выход.
Перед тем как выполнить команду, я в последний раз взглянул на зеркало, в котором отражался скуластый подросток с вытянутым хищным лицом и застарелым фингалом. Желтизна от гематомы причудливо сочеталась с глазами орехового цвета и придавала мне этакий разбойничий вид.
Покинув каморку цирюльника, я вышел на свежий воздух и сразу же встал в строй точно таких же обритых новобранцев.
— Всех забрили? — спросил прохлаждающийся рядом Неждан и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Юродивый, а ты чего так долго поди не девка или тебе волосню ещё и на мудях ровняли?
Ох и зацепил я гридня своим подколом, с раннего утра уже злобой исходит. Как поднял нас с коек, так и злословит. Но самое паршивое, что этот гад ещё и постоловаться нам не дал — сказал, что позже животы набьём, когда на людей станем похожи.
— Так вам бы тоже её подровнять, чтобы взор не застилала.
Раздались первые смешки — это самые смекалистые поняли о чём речь, а следом за ними подтянулись и остальные, и тогда уже весь строй покатился со смеху.
Статую гридня хоть и убрали с полигона в тот же день, но память о
— Смешно вам значит?! Ну так вместе сейчас посмеёмся! — вызверился оскорблённый Неждан. — А ну, бестолочи, давайте-ка бегом вокруг казармы и чтобы не останавливались, пока я не велю!
Приказ есть приказ, пришлось бежать. Одно дело доводить временного командира в лице безусого гридня и совсем другое — плевать на воинский устав. Велел сотник слушаться этого балбеса, значит, надо слушаться, а иначе никак. Проклятущие вороны и донести могут о неповиновении куда следует и тогда снова мне нагоняй от сотника получать. А оно мне надо, второй раз на одни и те же грабли наступать?
Пока пыхтел на мощёной дорожке, вовсю глазел по сторонам.
В столь ранний час Ратная школа представлялась этаким огромным муравейником, в чьём нутре на славу пошуровали палкой. Кто-то куда-то бежал сломя голову, кто-то маршировал горланя бравурные песни, а самые расторопные и вовсе уже палили из винтовок на стрельбище. И главное, все они успели позавтракать.
Желудок раздосадовано заурчал и я невольно сбился с шага.
В этот-то момент я и заметил их — родовичей. Не признать местную элиту было сложно. Все статные и ладные как на подбор, словно цыплята из одного инкубатора. Роднил их и окрас формы — все родовичи были облачены в синий Перунов цвет.
Ну кто бы сомневался? Местная элита только из Перуновых любимцев и состоит, и нет среди родовичей ни велеситов, ни сварожичей, ни уж тем более стрибожьих отпрысков. Да и могло ли быть иначе в воинском-то государстве? Кому, как не покровителю воинской дружины, привечать у себя отборных, потомственных воев?
Шли родовичи не спеша, но уверенно и бойко. В каждом их шаге чувствовалась сдерживаемая сила и выучка профессиональных солдат. Казалось, смотрели они лишь вперёд, но я то и дело замечал, как то один из них, то другой украдкой осматривается, будто выискивая угрозу.
К слову, они сильно отличались от тех Перуновых избранников-простолюдов, которых я видел в первый день посещения Ратной школы. И это касалось не только стати и выправки, но даже облика. Отпрыски знатных семей щеголяли вполне себе обычными причёсками, а не уставными стрижками как было условленно. Да, причёски эти не блистали вычурностью, но факт оставался фактом, родовичам дозволялось куда больше, чем остальным ученикам Ратной школы.
Вот только всё моё недовольство мигом схлынуло, стоило лишь приглядеться к шевронам на синих рукавах. Объятые пламенем щиты с молниями на них отметали любые вопросы и претензии. Тем, кто прошёл горнило войны, можно спустить с рук всякое, в том числе и неуставную стрижку.
Пять старших дружинников — именно столько их было: три парня и две девушки. И если на мужскую половину отряда я никакого внимания не обратил, то к женской тотчас прикипел взглядом.
Вот как можно такую красоту на войну отправлять? В свою бытность на земле я встречал немало привлекательных девчонок, но этих двоих будто сами боги слепили. Даже отчасти мешковатая форма не могла скрыть их прикрас. Синяя ткань покорно оттопыривалась в нужных местах, заставляя сердце учащённо биться…
А может всё дело в беге?