Гриф
Шрифт:
— Да, криминалистам тут работы столько, что не позавидуешь, пробормотал Толя Грановский и, повернувшись в другую сторону и почти не прицеливаясь, как говорят, навскидку, всадил гранату в другую машину.
— Ну что ж, кончать надо с группой Тофика. Мне Корень живым нужен, сказал Князь.
— Какие проблемы, командир. Сделаем, — отозвался Сережа Пушкин.
— Отсюда до машины Тофика метров 200. Достанешь из "АГРАН" а?
— "Агран" бьет на двести. Достану, командир. 120 выстрелов в минуту голову не успеют поднять.
— Сам я
— Нет, командир, оружие хорошее. Мне нравится. Может, у кого и заедает, у меня — нет. А плохому танцору яйца всегда мешают: танцевать надо умело. Сейчас я их сниму одной очередью. Они хорошо легли, в суматохе боя не секут еще, откуда огонь идет.
Сергей дал сперва короткую, а затем длинную очередь.
— Пахана тоже мочить? Или?
— Или. В последнюю очередь. Поглядим, может, что интересное скажет.
Тем временем Тофик, рискуя стать по меньшей мере инвалидом, поднял руку с развевающимся в ней белоснежным платком.
— Вот пижон. И платок у него белоснежный. Чистюля хренов.
— Не любишь его, командир? — спросил его Серега.
— А за что мне его любить… Я и ментов не всех люблю. Хотя есть у меня среди них друзья. Но вот расстрелять в спину троих мальчишек-милиционеров — этого я не понимаю. А главное — без надобности. И стволов у Толика своих навалом, и не мешали менты брать ювелирный. Если уж намылился взять «Топаз», мог бы заранее кинуть ментам из ВОХРа по стольнику баксов, они бы и не рыпались во время ограбления.
— Может, сэкономить хотел?
— Три стольника? Он же долларовый миллионер, как и все бригадиры в Москве. Что ему три стольника? Нет, он убить хотел.
— Не любишь его, значит, — повторил Сергей.
— Не люблю, — кивнул Князь. — Я жену свою люблю — за красоту, товарищей боевых, вас всех, чертяк, люблю — за верность и храбрость. Бывает, и не очень хороших людей люблю, которых и вовсе любить не за что. Вот Корень, например, мне чем-то нравится — куражливый, шальной, иногда немного истеричный, как все авторитеты из блатных. Но есть у него свой кодекс чести, который он не перешагнет. А сегодня в бандитском мире много отморозков, Серега. У них ничего святого за душой, ни кодекса, ни чести. Лишь бы крови поболее, да даже и крови не надо. Просто чужая жизнь для них — копейка.
— А сколько стоит жизнь Тофика Бакинского?
Князь помолчал…
— Знаю, если бы мы тут на бабки играли, можно было бы хорошо его жизнь продать. И Гриф бы заплатил… И люди «Корня» его бы выкупили, чтобы самим казнить. А уж сам Тофик отдал бы пару лимонов баксов, лишь бы уйти сегодня живым отсюда. И поклялся бы, что завтра его в России не будет, и бабки привезли бы сегодня к вечеру, и не фальшивые, которые он сбрасывает время от времени в свои обменные пункты — классные
— Последние секунды догуливает Тофик? — спросил Серега.
— Последние. Но поглядим, может, захочет поторговаться? Он ведь считает, что эту засаду ему устроили люди Корня.
— А почему взорвались машины самого Корня?
— А этого Тофик еще не понял. Он сейчас мозгами шевелит. От того, как быстро он догадается, что тут произошло, его жизнь зависит.
— Прекратить стрельбу, — крикнул Корень.
Это он для понту. Вокруг, истекая кровью, умирали его подельники, его сокамерники, его соратники, пехотинцы его бригады. Они так и не поняли перед смертью, что произошло. И сейчас с болью и удивлением смотрели на оставшегося в живых пахана, «руководившего» боем.
Тофик был легко ранен в плечо и, зажимая рану рукой, морщился от боли. Но на черном кашемировом пальто кровь не видна.
— Туфтует, — усмехнулся Князь, наблюдая, как Тофик поднимается с залитого кровью его товарищей снега.
— Почему ты так думаешь? — спросил Серега.
— А ты глянь, — сказал Князь, протянув ему бинокль.
В бинокль было хорошо видно, что Тофик вовсе не зажимает рану в плече, а держит под пальто у левого плеча в правой руке «беретту».
— "Беретта", — кивнул Князь.
— Как узнал? Ствол же не виден.
— А рукоятка мелькнула.
Встал и Корень, еще раз оглядев поле битвы и убедившись, что, кроме Тофика, в живых никого не осталось.
— Не стрелять! — тем не менее еще раз грозно крикнул он.
Чтобы убедить противника, что у него нет оружия, Корень поднял руки вверх.
— Тоже туфтует, — удовлетворенно констатировал Князь и вновь протянул Сереге бинокль. — Посмотри.
— Точно. У него РГ-42 в кулаке зажата. Вот гусь хитрый. Кто из них нам нужен, командир?
— Корень. У него на Грифа есть выходы.
— Тогда надо вырубать Тофика, — рассудил Сергей.
— Юра, ты далеко? — спросил в рацию Князь.
— На связи, командир, — откликнулся Юра Котов.
— Боюсь, тот, что руку с золотым перстнем над головой держит, нам больше в игре не понадобится.
— Мне отдаешь?
— Да.
— Жалеешь перстень, а то бы отдал Толику Грановскому?
— Нет, просто он уже слишком близко к объекту подошел. Поспеши, а то он может шкурку объекту попортить.
Глазом полет спецназовских дротиков увидеть невозможно.
Две молнии скользнули из леса в сторону идущего к Корню Тофика Бакинского и попали в цель. Тофик взмахнул рукой и упал, не дойдя до противника метров десять. Не сразу поняв, в чем дело, Корень встал как вкопанный, пытаясь сообразить, что за подлянку придумал хитрый азер.
Картинку срисовал он за мгновение до смерти. Это его и спасло. Поняв, что будет через пару секунд, он рухнул на снег, прикрывшись телами «валета» и «шестерки» из своей бригады, предусмотрительно упавшими без признаков жизни в кювет возле его ног несколько минут назад.