Григорий Сковорода. Жизнь и учение
Шрифт:
Стихийно-природное, пройдя через внутреннюю Голгофу, преображается в благодатно-природное. Душевные грозы и бури, проносясь и кончаясь, открывают в душе Сковороды тишину и лазурь.
Прошли облака. Радостна дуга сияет.
Прошла вся тоска. Свет наш блистает.
Веселие сердечное есть чистый свет ведра,
Если миновал мрак и шуммирского ветра.
О прелестный мир! Ты мне океан, пучина,
Ты мрак, облако, вихрь, тоска, кручина.
Се радуга прекрасная мне ведро блистает,
Сердечная голубочка мне мир вещает.
Прощай о печаль! прощай, прощай, зла утроба!
Я на ноги встал, воскрес от гроба.
О отрасле Давидовска!
Ты радуга, жизнь, ведро мне, свет, мир, олива! «Гнездящаяся в душевной точке», ненасытимая, слепая воля, переставая хаотизировать душу, каким-то чудом становится началом возносящим и организующим. Если только что Сковорода для своего безудержного алкания и своей огромной тоски нашел великолепный образ оленя, который, «нажрався до сыта змиев и не терпя внутрь палящие ядом жажды»', бешено мчится на источники водные, то теперь этот образ символизует преображающую силу стремления, возносящего в горные, небесные страны умопостигаемого покоя и насыщения.
Небо, земля и луна, звезды все прощайте!
Все вы мне гавань дурна, впредь не ожидайте...
Се мой любезный прескор, скачет младый елень
Выше небес, выше гор; крын мой чист, нов, зелен.
Сладость его есть гортань, очи голубины,
Весь есть любовь и харран, руце кристаллины.
Ах! обрати мне твой взор: он мя воскриляет
Выше стихий, выше гор он мя оперяет.
Хаос гармонизируется. Безудержная воля, напрягаясь и собираясь, возносит и освобождает. Бросается в глаза сходство между оленем Библии и Эросом Платона. Нажравшись ядовитых змей, обуреваемый жаждой, олень уже не хочет и не может удовлетвориться обыкновенной водой. Ему нужно скакать на горы, все выше и выше, и только чистая вода из бьющего источника может спасти его от жажды, и только припав к Источнику мудрости — к Абсолютному, душа Сковороды может насытиться и получить покой. Как Эрос постепенно возносит душу, верную ему, к безвидной Красоте самой в себе, так и олень стремления, окрыляя и оперяя душу Скороды, несет ее выше гор, выше стихий. В своем последнем определении он весъ Любовь и харран. Он прикасается ко всему кристально чистыми прикосновениями. Видит все тем «оком голубицы», которое «взирает выше вод потопных (т.е. минуя все призрачное и феноменальное) на прекрасную Ипостась Истины».
Теперь мы можем ответить на вопросе: где душа Сковороды?
Душа его в борении.
Ему нужно было до конца почувствовать и осознать свой хаос. Его душа, как «африканский олень», наглоталась ядовитых и ненасыщающих впечатлений жизни, и ему нужно было, чтобы воля его, обратившись в прескорого оленя Библии, помчалась к целительным горным источникам божественной Мудрости.
VII. ЖИЗНЕННОЕ РЕШЕНИЕ
Мы наметили (насколько было возможно) основные черты душевной статики Сковороды. Теперь нам станут яснее краткие сведения о том динамическом самоопределении Сковороды, которое можно назвать его основным жизненным решением.
«Не успел он приехать из Троице-Сергиевой лавры в Переяславль, как разумный Тамара поручил знакомым своим уговаривать его, чтоб паки к сыну определился он учителем. Сковорода не соглашался, зная предрассудки его, а паче домашних его, но приятель его, будучи упрошен от Тамары, обманом привез его в деревню к нему ночью спящего.
Старик Тамара не был уже тот гербовый вельможа, но ласковый дворянин, который хотел ценить людей по внутреннему достоинству их. Он обласкал его дружески, просил быть сыну его другом и руководствовать его в науках. Любовь и откровенное обхождение его сильнее
Уединение способствует размышлениям. Сковорода, поселясь в деревне, подчиня докуку нужд необходимых попечению любимого и возлюбившего его господина, обеспеча себя искренностью его, предался любомудрию, т.е. исканию истины.
Ах поля, поля зелены,
Поля цветами распещрены!
Ах, долины, яры,
Круглы могилы, бугры!
Ах вы вод потоки чисты!Ах вы берега трависты!
Ах ваши волоса, Вы, кудрявые леса!..
Пропадайте думы трудны,
Города премноголюдны,
А я с хлеба куском Умру на месте таком.
Сковорода нашел, наконец, подходящие условия. Всегда из города он стремился в деревню. Теперь, среди родной, любимой им природы, живя у людей, которые его любили, освобожденный от всяких внешних забот, он мог сосредоточиться и все силы своего духа устремить на решение внутренних вопросов.
«Часто в свободные часы от должности своей он удалялся в поля, рощи, сады для размышления.
Рано поутру заря спутницей ему бывала в прогулках его и дубравы собеседники глумлений (забав) его.
Лета, дарования душевные, склонности природные, житейские звали его попеременно к принятию какого-либо Состояния жизни. Суетность и многозаботливость светская представлялась ему морем, обуреваемым беспрестанно волнами житейскими и никогда плывущего к пристани душевного спокойствия не доставляющим».
Сковорода был менее всего нерешительным. Затруднения, им испытываемые, имеют характер глубоко внутренний. Ему нужно было найти себя и уже по себе осознанному найти себе соответствующее место в жизни.
Когда впоследствии харьковский губернатор Щербинин, наслышавшись о Сковороде и призвав его к себе, спросил, почему Сковорода«не возьмет себе никакого известного состояния», Сковорода ответил:
—Милостивый государь! Свет подобен театру. Чтобы представить в театре игру с успехом и похвалою, берут роли по способностям... Я долго рассуждал о семи по многом испытании себя увидел, что не могу представить на театре света никакого лица удачно, кроме низкого, простого, беспечного, уединенного: я сию ролю выбрал, взял и доволен...
—Но друг мой! — продолжал Щербинин, отведя его особенно из круга, — может быть, ты имеешь способности к другим состояниям, в общежитии полезным, но привычки, мнение, предуверение...
—Если б я почувствовал сегодня, — прервал Сковорода, — что могу без робости рубить турков, то с сего же дня привязал бы я гусарскую саблю и надев кивер, пошел бы служить в войско. Труд при врожденной склонности есть удовольствие. Пес бережет стадо день и ночь по врожденной любви и терзает волка по врожденной склонности, несмотря на то, что и сам подвергается опасности быть растерзан от хищников. Склонность, охота, удовольствие, природа, сила Божия, Бог есть то же. Есть склонности, есть природы злые и сии суть явление гнева Божия. Человек есть орудие, свободно и вольно подчиняющее себя действию и любви Божей, т.е. живота или гнева Божия, т.е. суда — добра или зла, света или тьмы. Сие напечатлено ощутительно на кругообращении дня и ночи, лета и зимы, жизни и смерти, вечности и времени. Бог есть Бог живота или любви и Бог суда или гнева. Все твари суть грубые служебные органы свойств сих Верховного Существа: один человек есть благороднейшее орудие Его, имеющее преимущество свободы и полную волю избрания, а потому цену и отчет за употребление права сего в себе держащее».