Грим
Шрифт:
Фрэнк с непонятной для него самой наблюдал, как шел этот молодой паренек в старой великоватой ему тюремной робе, как тоскливо оглядывал склонивших голову заключенных и охранников, подгоняющих толпу, словно зверей к кормушке. На вид Аарону можно было дать двадцать-двадцать два года. Того же возраста был и сын Фрэнка, если ему к этому времени не распороли живот в одной из бесчисленных стычек в трущобах Нового Орлеана. Но когда Аарон поглядел на пищу, как на кусок дерьма, Фрэнк вспылил и в доступных выражениях объяснил парню, что если он не вылижет свою тарелку до гребанного сверкающего блеска, то может сильно
Вся тюрьма, кроме самого Аарона, знала, что он не жилец.
В камере, как и во всей тюрьме, за исключением обдуваемых вентиляторами кабинетов охраны, было изнурительно жарко. Фрэнк чувствовал, как пот катится по его шее, увлажняет и без того воняющую одежду. На верхней полке кровати вздыхал Радж, обмахиваясь обрывком старой газеты. Аарон сидел, невидящим глазом уставившись в противоположную стену.
Фрэнк и Радж успели обсудить нового сокамерника и пришли к неутешительному выводу, что с подобной внешностью и манерами ему тяжело придется в Сабаньенте.
— Аарон, а ты… Черт, забыл, что ты ничего не помнишь. Тебе сказали, за что упекли за решетку?
Парень отрицательно покачал головой и продолжил разглядывать стенку. Радж фыркнул, не понимая, почему он, собственно, старается помочь малолетнему снобу.
— Но я буду благодарен, если вы мне расскажете.
— Будет он благодарен, — проворчал индиец. — О тебе говорит вся тюрьма, да и все это гребанное продажное государство! Ты убил продажного министра здравоохранения и его помощника. Докторишку утопил в ванне с собственной кровью. Как говорил мой старик: не хило. Смотрю я на твое хиленькое телосложение, и меня грызут сомнения, что ты справился сразу с двумя.
— А помощника как убили? — спокойно поинтересовался Аарон.
— Ты как будто не удивлен, — донесся голос вездесущего Раджа. — А про него разные слухи ходят. Одни говорят, на куски порезал, другие клянутся, что сердце вырезал. Но я не следствие — подробностей не знаю.
Аарон жадно слушал, закрыв глаза.
— Вся страна жаждет твоего убийства, но мировые правозащитники не позволили отменить мораторий на смертную казнь.
— Зато весь мир считает тебя монстром, — подвел итог Фрэнк. — Не могу поверить, что такой слабак, как ты, смог сотворить подобное. Но ты уже труп, парень. Я уверен, что охране дали указания убить тебя.
— Точнее, они прикончат тебя руками кого-то из своры уголовников. Генри шепнул, что это произойдет на бойне.
— Что за бойня? — сглотнув, произнес Аарон. Его лицо стало белее мела.
— Бои арестантов — главное развлечение начальника тюрьмы. Кровавая бойня, после которой те, кто не участвовал, либо убирает трупы, либо оттирает пол от крови и остатков внутренностей. Откажешься — смерть, примешь участие — быстрая смерть.
— А если ты выиграешь все бои?
Радж и Фрэнк разом захохотали, они смотрели на растерянного Аарона и утирали слезы смеха.
— Наивный! Если тебе и удалось положить трех-четырех бедняг, которых начальник Шепард выберет наугад, а победить их в большинстве означает — убить, то головорезов-наемников невозможно осилить. За свою жесткость в боях они получают особые привилегии от Шепарда и не упустят
Поэтому мне искренне жаль тебя, парень. С каждой минутой моя уверенность, что на тебя повесили убийства, крепнет. Ты ведь не псих, если тебя отправили в тюрьму, а не к мозгоправам.
— Наслаждайся последними деньками, Аарон, — сонно произнес Радж. — У тебя всего два выхода: либо участвовать в турнире, где тебя заведомо изобьют до смерти, либо самому укоротить себе жизнь, выпросив у Аркаса лезвие. Выбор за тобой, малец.
Внизу раздался приказ дежурного охранника: «Гасите свет!»
Печально известная смертностью среди арестантов тюрьма Сабаньента погрузилась в удушающую раскаленную тьму. И не было покоя среди заключенных, знающих, что номер, вышитый на их тюремных робах, через пять дней может быть произнесен жирными от еды губами начальника тюрьмы. Сабаньента, словно живой и единый организм, замерла в предвкушении жесточайших боев и кровавых рек.
Несмотря на страх, въевшийся в кожу, подобно поту, пропитавшему его холщевую робу, Аарон заснул, как только погасла тусклая лампа на потолке его тюремной камеры.
Зло вибрировало в воздухе, разрывая завесу миров. Реальность распадалась на куски, обнажая потусторонние слои и опаляя человеческий мир своим дыханием. Лица людей на долю секунду скривились от душевной боли, а затем разгладились. Пока они живы — они слепы.
Но он видел. Сквозь мутную пелену боли, разрывавшую внутренности, он видел, как смещаются слои реальности, забирая новую жизнь. Он слышал. Предсмертный всхлип сорвался с обескровленных губ. Тихий, жалкий, испуганный. Он чувствовал. Еще один адепт бесплотного зла позволил себе решать, у кого отнять жизнь.
Кости деформировались, на руках росла густая черная шерсть. Он оглянулся по сторонам: исполнительница эротического танца (как представили ее гостям) привлекла всеобщее внимание. Согнувшись от боли, он побежал в туалет. Люди теснили его, пьяные голоса что-то кричали. Ничего не видя перед собой, он столкнулся с кем-то, поднял голову вверх и увидел человека с наполовину седой головой.
— Извините, — произнес он сквозь зубы, стараясь не завыть от боли.
— Осторожнее, парень.
Боль прекратилась мгновенно, как и появилась. Еще секунду назад боль разрывала на части, а сейчас жила лишь в памяти уставшего тела. Его продолжало трясти, а к горлу подступала тошнота. Пальцы дрожали и не желали поворачивать железную ручку водопроводного крана. Справившись с шарообразным механизмом, он ополоснул лицо пахнувшей ржавчиной водой и позволил себе оглядеться.
Вместо зеркала над ванной висел портрет красивой блондинки. В уголках затухающего сознания мелькнула мысль, что он видел ее в том черно-белом кино о переодевшихся в женщин мужчинах. На полу были лужи мочи, несколько размокших бычков сигарет, сломанный пластмассовый браслет неопределимого цвета. Стоило обострившемуся обонянию ощутить запах аммиака, как желудок вывернуло наизнанку. Колени подогнулись, и он рухнул в вонючую лужу на полу. Руки не выдержали, и он упал лицом на липкие плиты. Его вырвало снова. Сквозь тупую боль в затылке и звон в ушах раздалось: