Грим
Шрифт:
Мать Хью наградила его долгим испытывающим взглядом, недоверчиво фыркнула и отвернулась.
Воспоминание померкло. Холл красивого трехэтажного дома из розовых пород мрамора сменился полумраком небольшой комнаты. За окном догорал закат, и в небе появлялись первые звезды.
— Нет у меня родни. Они от меня отказались. Мой жених — магл, — невесело объяснила Анабель. — Его семья одна из самых богатых в США, я для них — безродная сиротка, в которую их сын по глупости влюбился. Для моей же семьи — они неотесанные
— Как же вы справляетесь, Анабель?
— Я его люблю, — тихо произнесла Анабель и, стараясь перевести тему в другое русло, добавила: — Но его мать я не выношу.
— Родители полностью порвали связи с тобой, — любопытство распирало его. А услышать ответ казалось жизненно-важным. — А другие родственники, друзья? Неужели никто не пожелал быть с тобой в такой день?
— Мой род один из самых древних и уважаемых в Испании. В нашей истории паршивых овец нет. Их прятали, как сумасшедших, либо навсегда забывали их имена. Меня вычеркнули сразу, позволив взять лишь одежду и пару книг, которые я приобрела за собственные деньги. А моим друзьям я не нужна без фамилии, открывающей любые двери. Настоящие друзья у меня появились, когда я лишилась денег и статуса.
— Ты не жалеешь? Ведь без семьи тяжело? — спросил такой знакомый женский голос.
— Я привыкла. Любовь лечит любые раны.
Анабель отвернулась, подозрительно шмыгая носом, а затем слишком бодро произнесла:
— Через пятнадцать минут начнется ужин. Переодевайтесь скорее, и прошу, следите за словами, чтобы им не пришлось стирать память.
— Вставай, Фишер! — раздался крик над самым ухом.
Он не пошевелился, и тогда его схватили за руки и поволокли в здание. Аарон не думал сопротивляться. Безразличие, тупое равнодушие к происходящему овладело им. Он видел заключенных, прильнувших к решеткам своих камер. Первый, второй, третий этажи. И лица, злые, сочувствующие, угрюмые, ожидающие схватку, обезумевшие. Но не безразличные.
Аарона поставили на ноги. От голода кружилась голова, многочисленные ушибы вызывали слабость во всем теле. Лицо человека, стоящего перед ним, расплывалось. Он говорил на незнакомом языке, Аарон с удивлением обнаружил, что способен понимать отдельные слова и предложения.
— …избили, — услышал Аарон. — Все удовольствие испортили.
— Но он…
— Правду сказал. От тебя воняет, как от помоев, — произнес начальник тюрьмы и передвинул сигарету из одного угла рта в другой. — Я не хочу смотреть, как его избивают. Сначала он должен попытаться, выбиться из сил, но не потерять надежду.
— Эта тварь живучая, — заискивающе сказал надзиратель. Его крысиное лицо скривилось в уродливой улыбке.
— Что ж, вызови кого-нибудь послабее из этого сброда.
— Ведите Фернандо Куардо.
На импровизированную арену, а в простые дни площадку для построения арестантов перед завтраком, вытащили тщедушного паренька лет двадцати. Аарон помнил его по обедам за совместным столом. Радж, знавший обо всех все, рассказывал, что Фернандо на воле
Стоило начальнику милостиво кивнуть, тем самым давая старт к началу поединка, Фернандо с боевым кличем подбадривая себя, бросился на противника. Аарон чудом уклонился, и одно-единственное движение вызвало боль во всех конечностях. Новый удар, и снова Аарон успел отклониться от кулака, метящего в живот. Тело, презрев боль и апатию разума, не желало сдаваться. Память тела была жива, и Аарону удавалось отклониться от кулаков противника и, улучив момент, ударить в челюсть. Фернандо пошатнулся и звездочкой распластался на полу.
В рядах заключенных раздался одобрительный гул. У Аарона не было много поклонников, но эти люди, приговоренные к вечному существованию за решеткой и жившие без надежды, ценили волю к жизни.
— Не интересно. Он оказался проворнее, чем я предполагал, — сказал начальник. — Я хочу, чтобы его смазливая мордашка кривилась от боли и отчаяния. Карла позовите.
На арену привели высокого поджарого мужчину. Его рубашка трещала по швам, а кулаки были похожи на два тяжелый молота. Такой детиной похваляются матери и отцы, а на улице, в барах благожелательно улыбаются и обходят стороной.
Аарон обреченно вздохнул. Быть может, если бы его не избили и не продержали сутки без еды в карцере, он бы смог достойно выступить в схватке с этим гигантом. Достойно означало не распластаться на полу после минут боя. Несколько раз ему удавалось увернуть от рук и каким-то образом оказаться за спиной у противника и подбить его, сильно ударив по коленной чашечке. Карл вздрогнул и грузно осел на пол, но в следующую секунду он остановил руку Аарона и ударил в ответную.
Аарону показалось, что из него разом вышибли весь дух. Будто сквозь толщу воды он слышал, как заключенные кричали, бессильно вцепившись в железные решетки. Вместо слов с губ срывался лишь хрип. Новый удар пришелся по голове, и сознание померкло. Карл избивал неподвижно лежащего противника ногами.
«В прошлый раз лил дождь», — промелькнула единственная мысль.
Капли дождя заползали за шиворот противными холодными змейками. Вдалеке гудели машины, звучали голоса людей и громко лаяли собаки. Легкий привкус бензинных паров в воздухе смешивался с тонким ароматом фруктов.
— Чего уставились? Залезайте скорее, я опаздываю на примерку! — поторопила черноволосая девушка, грозно сверкнув темно-зелеными глазами.
Машина не хотела заводиться, и она тихо ругалась, глядя на часы.
— Судя по волшебной палочке и маховику, глупо надеяться, что вы знаете, как заставить моего Пепе завестись?
— Я сожалею, Анабель, — произнес он.
Пепе завелся через десять минут чрезвычайных усилий и уговоров, перемешанных с угрозами отправить его на металлолом, и тяжело выехал на пустую автостраду.
— А теперь рассказывайте, зачем я вам понадобилась.
— Ты будешь умирать медленно. Я обещал одному из охранников выпустить твои кишки, — сказал Карл ему на ухо.