Гробовщик
Шрифт:
Выбрался, наконец, рюкзак вытащил. Осмотрелся, камешки покидал, самолётики позапускал – благодать! Ни одной аномалии!
Иди себе, Полтораш, на все четыре стороны!
Нашел себе дрын вместо костыля, чтоб ногу меньше тревожить, шнурки расплёл, в ботинки вернул, обулся – всяко лучше, чем босиком, и похромал на север, в направлении Лагеря.
Ну вот, хромал, да куском штакетника, еще с прошлого раза припасённым, перед собой дорогу проверял. Скорость конечно черепашья у него, но радость грела. Вырвал-таки хабар у Зоны из зубов. Теперь заживёт. Вон уже и берег рядом. Сейчас на обрыв поднимется…
И тут земля у него под ногами дрогнула раз, другой. Потом зажурчало
А время тикает - вода прибывает. Почти до колена уже. Вроде бы и вот он – берег. Метров двадцать до него, да сил идти нету. Понял тогда Потораш, что с рюкзаком ему не выбраться. Снял груз с плеч, отдышался и поскакал налегке к суше, прыжки на ходу считая, да штакетником аномалии распугивая. На берегу место отметил горкой камней потяжелее и похромал на север.
Пока он в озере «купался» вся его тройка полегла. Кровосос на них набрёл, в куски обоих салаг порвал. Полтораш же, гад, даже ствола им не оставил. Хотя, куда там с «Макарычем» против кровососа. Вернулся в лагерь в одиночку, без напарников, а у самого ни царапины, хоть и хромает. И в карманах пусто. Стали из него правду добывать. Киров сам допрашивал…
– Любит он это дело, - зло усмехнулся толстяк, роясь в своём рюкзаке.
Давно стемнело. Тучи так и не разродились дождём, повисели, погрозили над головой, да и уползли куда-то на запад.Пока железнозубый вел свой рассказ, толстяк доломал приготовленные загодя деревянные ящики и сложил полученные дрова кучкой. Теперь он неспешно скармливал их жаркому пламени костра. На плоском камне рядом с огнём стояли, три алюминиевые кружки, в которых закипала вода. Толстяк наконец извлек из рюкзака белый пакетик на верёвочке и стал по очереди окунать его в кипяток. К прогорклому запаху дыма добавился армат чая.
– Налетай, - сделал толстяк приглашающий жест.
– А дальше что было?
– спросил молодой с ожогом на щеке и потянулся за своей кружкой прихваткой, сделанной из тряпки.
– Да ничего хорошего, - ухмыльнулся железнозубый. Он отодвинул свою порцию чая от костра, пусть, мол, остынет пока, и продолжил:
– Киров за незаконное пользование «Золотой рыбкой» чуть почки Полторашу не отбил. Но как тот признался про рюкзак, полный артефактов, так и загорелся наш полковник его добыть. Тем более, по всему выходило, там плёвое дело было. Кошкой с берега зацепить или, на крайняк, нырнуть и руками по дну пошарить. Благо, лето было. Тепло. Даже надувную лодку где-то раздобыли, пока у Полтораша вывих проходил. А как очередной выброс стих, его и ещё три тройки отправили к тому озеру.
Киров тогда губу раскатал, как ковровую дорожку перед столичной комиссией. Не только рюкзак ему подавай. Дал задание ещё и в катере пошарить. Гимнастёрку добыть. Премию обещал каждому, чуть ли не увольнение за пределы Зоны. Расщедрился до того, что всем по стволу выдал. Мол, глубокий поиск, как-никак…
Железнозубый замолчал, снова закуривая. Взял кружку с чаем, осторожно отхлебнул. Поморщился – горячо.
– И как? Нашли? – не выдержал паузы молодой.
– Нашли, - буркнул толстяк. – Смерть свою
– Сгинули все, - подтвердил железнозубый, недовольно косясь на толстяка. – Все, кроме Полтораша. Через шесть дней приполз, полрожи обгорело, рука на перевязи, ободранный, грязный. А из хабара только «Калаш» со стволом, в узел завязанным. Стал нести какую-то чушь про тварь, плюющуюся аномалиями, про целлофановых монстров, да про лес, где на деревьях покойники, как груши висят. Вроде как растут. А как дозреют, на землю падают и ну бродить, кровь горячую искать…
Киров так разъярился, что чуть было на кол его не посадил. Лучше, так бы и сделал. Но передумал полковничек наш. Ещё двоих с ним послал. На этот раз с билетом в один конец. Без рюкзака наказал не возвращаться. Те, кого Киров Полторашу в тройку снарядил, на колени перед ним падали. Просили с кем угодно отправить, только не с этим гадом. Уже тогда старики заподозрили, что не так прост этот бродяга, каким кажется. Больно везуч. Народ вокруг него пачками мрёт, а ему хоть бы хны.
– И что Киров? – спросил молодой, который слушал рассказ, затаив дыхание.
– А что Киров? – снова встрял толстяк. – И слушать не стал. Когда он бродяг за людей считал. Одни сдохнут – новых пришлют.
– Когда через три дня вернулся Полтораш, как всегда- живого места на нём нет, но живой, и снова без напарников, никто уже и не удивился, - продолжил рассказ железнозубый.
– В Лагерь его не пустили. Так он стал по окрестностям лазить, еду да воду выпрашивать. Карту чертил, как пройти к заветной полянке, где аномалий нет, а артефактов видимо-невидимо. Кое-кто из новичков повёлся на его посулы, раз даже проводником его взяли. Хитрей других себя посчитали. Ну и пропали, естественно, как их и не было. Когда вторая тройка вот так упокоилась, кончилось терпение у смотрящего. Снарядил Рудик за этим душегубом отряд, и те подловили его как-то в окрестностях лагеря и кончили. Мужики рубахи на себе рвали, клялись, что, помимо всего прочего, две пули в репу этому гаду зарядили. В упор. Что б точно уже не поднялся.
Только нет, нет, да и расскажут бродяги из новых, что ни Полтораша никогда не видели, ни истории его не знают, что в одну из ночей в Зоне подсаживался к их костру какой-то мужик. Весь битый драный, капюшон на глаза надвинут. Сказывал, что вся его тройка полегла в поиске, один он уцелел. Предлагал в обмен на еду и питьё рассказать дорогу к несметным сокровищам.
– Это те рассказывали, кто не соблазнился, - вставил толстяк.
– Так он живой? – удивился молодой.
– Костик Решка в свой первый поиск только потому уцелел, что, когда они всей тройкой уже за мужиком этим зашагали к поляне, где артефактов - хоть лопатой совковой в тачку грузи, разглядел у проводника два сквозных отверстия в голове. Ветер как был, и у него капюшон с головы сдуло. Вот и увидел Решка, что у мужика сквозь башку Луна просвечивается, - сказал железнозубый, заворачиваясь в бушлат. И, меняя тему, продолжил. – Ты первый дежуришь. Через три часа меня разбудишь.
– Что же он остальным не сказал?
– А про остальные ему, типа не поверили. Хотя я думаю – брехал Решка, - ухмыльнулся толстяк, тоже начиная устраиваться на ночлег.- Побоялся он, вдруг бы упырь этот его услышал! Отстал потихоньку и дёру дал.
– Как же это - Луна просвечивалась? – не успокаивался молодой. Он был здорово напуган. Так и зыркал в темноту, куда не доставал свет костра. Никак не мог отойти от рассказанной истории. – Разве такое может быть?
– А так, - ухмыльнулся толстяк, тоже начиная устраиваться на ночлег. – Добро пожаловать в Зону, если ты этого еще не понял.