Гроза над Польшей
Шрифт:
Майор в душе был согласен с предложением, но пересилил себя, сработала армейская привычка всегда выполнять приказ, каким бы он ни был идиотским. Сначала выполнять, а потом думать, стоит ли жаловаться на высокопоставленного дебила.
Приказ не предусматривал возвращение отдыхающих взводов в расположение части, еще одно упущение штабных. Пришлось разбивать временный полевой лагерь в редком лесочке на склоне холма в километре от охраняемой дороги. Припасы, ясное дело, с собой не взяли.
Комбат вызвал по рации машины с полевыми кухнями и распорядился погрузить палатки, но время было
В следующие два дня бардак постепенно сошел на нет. Это означало, что батальон немного освоился в своем районе ответственности, мехводы и унтера запомнили основные дороги и больше не пытались заблудиться среди трех грунтовок. Режим патрулирования установился.
Комбат и ротные разобрались в обстановке и перекрыли основные дороги блокпостами. Солдаты, которым выпало дежурить на дорогах, считались счастливчиками. Остальным приходилось мотаться вдоль железной дороги туда и обратно, глотая дорожную пыль и отбивая зады на жестких сиденьях. Приказы командования, как всегда, шли вразрез со здравым смыслом. Вместо того, чтоб оседлать транспортные узлы, развилки, установить заставы на въездах в села, поставить наблюдательные посты на высотах, людей заставили бесцельно носиться по полям. А моторесурс брони не бесконечен. Это не легковушка. Даже неприхотливая и надежная как топор «пума» требует регулярного ремонта, смены масел и обслуживания умелыми руками в специализированной мастерской.
К концу третьего дня, когда все успокоилось и начало понемногу налаживаться, людям сообщили, что завтра по магистрали пройдет атомный поезд. Осталось совсем чуть-чуть, только сопроводить состав, прикрыть его от возможного налета и все. После того как поезд дойдет до русской границы, батальон возвращается в Радом.
Новость вызвала не взрыв воодушевления, как надеялись большие идиоты в больших штабах, а ропот. Солдат можно было понять – они только смирились со своей участью, привыкли к району, понемногу наладили свой быт, и все оказалось тщетно. Даже простой ефрейтор Киршбаум понимал, что большая часть их работы за последние дни не более чем бесполезное уничтожение собственных сил, времени и ресурсов.
Взводные и командиры отделений успокаивали людей как могли. Унтер-фельдфебель Тохольте вовремя вспомнил, что в деревеньке под Радомом у них остались друзья, а местный пивовар герр Виленброк варит великолепное светлое. Еще два дня, еще немного, и они вернутся в Кюхендорф, на старое обжитое место.
Воспоминания о пиве, великолепных копченостях и жареных сосисках, которыми местные жители угощали солдат, вызвали у Рудольфа Киршбаума невольную улыбку. Неплохое было время. Они жили среди милых, добрых людей, знающих скромные немудреные нужды своих защитников. Крестьяне слишком хорошо понимали, чем им грозит бунт поляков, поэтому и отнеслись к бойцам вермахта со всем радушием.
Здесь,
Батальон глотал пыль на дорогах, а в районе между тем было неспокойно. Водители передавали солдатам свежие новости, кое-что рассказывали офицеры. Неожиданно активизировались повстанцы. В течение последних трех дней сразу больше двух десятков диверсий и налетов. Поляки подожгли нефтехранилище под Кракау. Не редкостью стали обстрелы полицейских участков и лихие рейды по немецким фольваркам и фермам. В городах разом полыхнуло несколько подозрительных пожаров.
Власти с ног сбились в поисках бандитов, полиция и войска стоят на ушах. Да еще ко всему прочему добавился проклятый атомный поезд. Проводить его до границы, и пусть дальше русские сами заботятся о своих радиоактивных материалах! Осталось только проводить.
Поздно вечером Рудольф Киршбаум столкнулся с гауптманом Шеренбергом. Точнее говоря, это ротный чуть было не споткнулся о вытянутые ноги мирно спавшего у задних колес броневика ефрейтора.
– Простите, герр гауптман! – вовремя отреагировал Киршбаум, почувствовав пинок по голени и услышав короткое эмоциональное ругательство.
– Это я должен извиниться, Руди, – присев рядом, мирно ответствовал Хорст Шеренберг. – Когда твоему отделению идти в патруль?
– Завтра утром. Взводный говорит, что работаем в пятом районе вдоль рельсов. – Зону ответственности на районы разделили офицеры батальона. Так удобнее и проще, не нужно уточнять границы участка, когда тебя посылают в поле.
– Завтра утром пройдет поезд, – буркнул ротный.
– Как раз в нашу смену. Хоть посмотрю на это бесценное сокровище, над которым так трясется командование, – с горечью произнес ефрейтор.
Он давно уже устал от суматохи и бестолковой беготни. Как давно это было! Кажется, еще позавчера Рудольф искренне радовался жизни, смене впечатлений, мечтал увидеть настоящие горы. Наивный ефрейтор. С тех пор многое изменилось. Солдату оставалось радоваться выдавшейся минуте отдыха и надеяться на то, что его накормят горячим обедом с обязательным супом, а не холодной тушенкой из банки с каменными галетами вприкуску.
– Герр гауптман, разрешите вопрос?
– Говори, ефрейтор, – кивнул Шеренберг.
– Я слышал, до войны в бывшей Польше жило тридцать пять миллионов человек. После того, как наши отцы уничтожили это надругательство над цивилизацией, всех поляков свезли в генерал-губернаторство.
– Совершенно верно, ефрейтор, но учти, что в Польше жило немало немцев, кашубов, гуралов, словинцев, вагров, это настоящие арийцы и полноценные граждане рейха.
– Их не так много, – прищурился Киршбаум. – Мы вернули рейху наши исконные земли, а поляков выслали в генерал-губернаторство. Казалось бы, на этой земле мы должны наблюдать перенаселенность. Но где она? Почему во время рейдов я часто вижу полупустые деревни и заброшенные дома?