Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе
Шрифт:
За Ак-Мечетью, на маленьком полустанке, Фрунзе прошел к барханам, уже покрытым зазеленевшим саксаулом. На песке грелись пестрые ящерицы, ползали крохотные черепахи. Дикие тюльпаны готовились к цветению, бутоны их казались раскаленными изнутри.
«Природа просыпается к жизни, а мы все воюем и воюем. Мы мечтаем утвердить революцию во всех сердцах, белые надеются, что революция уйдет из каждого сердца, — не потому ли не видно конца войне?» — подумал Фрунзе.
Вскоре поезд ворвался под зеленые кущи ташкентских чинар.
На
Благодарно улыбаясь за теплую встречу, Фрунзе продвигался к автомобилю; снова, уже совсем рядом, появилось знакомое лицо, и Фрунзе воскликнул:
— Костя! Брат! Вот так встреча...
Брат Константин служил врачом в ташкентской больнице и пришел встречать Фрунзе, веря и не веря, что это именно он, — мало ли однофамильцев на свете.
— Где мать? Где сестры? Столько лет разлуки, и какие события, какие перемены за эти годы! — возбужденно говорил Фрунзе.
Мать и сестры по-прежнему жили в Верном, скрываясь от контрразведки атамана Анненкова. «Черный атаман» разнюхал о семье Фрунзе и приказал арестовать мать и сестер. К счастью, их никто не выдал.
Фрунзе облегченно вздохнул, но радость подернулась печалью. Если бы сейчас промчаться шестьсот верст до Верного, обнять бы свою старушку, успокоить ее, взглянуть на белые вершины Тянь-Шаня, вдохнуть воздух горных садов. Если бы он мог! Но разве можно оставить дела, в которых заключена судьба всего Туркестана?
Вечером того же дня он обратился с приказом к войскам фронта: «Сегодня, 22 февраля, я с полевым штабом прибыл в Ташкент и вступил в непосредственное командование войсками, расположенными в пределах Туркестана...»
Жарко грело солнце, буйно цвели ташкентские сады, но некогда отдыхать Фрунзе. Несколько дней знакомился он с положением на фронтах, стараясь определить, где сегодня самая большая опасность? Фергана, которую заливают народной кровью басмачи? Эмир бухарский, готовый каждый час выступить против Туркестана? Хивинский хан Джунаид? А может быть, атаман Анненков в Копале, против которого приходится держать целый Семиреченский фронт?
Разведка заполучила секретные письма атамана Дутова. Он сговаривался с басмачами о совместном нападении на Туркестан. Нельзя допустить этот сговор, надо покончить с Анненковым!
«С нами бог и атаман Анненков!» — читал полковник Андерс багровый девиз, начертанный на стволе полевого орудия. «С нами бог и атаман Анненков» — увидел он ту же надпись на дверях штаба белоказачьей армии.
Наглый этот девиз смущал аристократа, думалось, что дурно, даже неприлично ставить Анненкова
— Брат полковник, я не разделяю вашего негодования, — ласково, но покровительственно возражал начальник анненковского штаба Денисов. — Почему мы ставим атамана рядом с богом? Да вы же знаете пословицу: бог молчит — за него действуют люди. Вы уже месяц как вступили в наше братство, а жметесь, будто гимназистка, когда ее щупают в интимно-лирических местах.
— Не могу я под таким девизом сажать на кол людей, брат капитан. Не могу кидать в горящую печку младенцев, — пробормотал Андерс.
— Смешно и странно! Мы уничтожаем не людей, а красных дьяволов. Истребляя корни, не забывай о семени. Проливая чужую кровь, береги свою, она все-таки голубая. Борис Васильевич Анненков, и я, и вы, слава богу, дворяне. А сколько наших дворян играли в демократию и вот доигрались. Теперь вместо Москвы окопались в каком-то Копале! Даже острота идиотская. Нам осталось только очищать русскую землю мечом, и огнем, и мором, время присяжных заседателей кончилось. Террор стал божьим словом, атаман — его воплощением.
— Нет бога, кроме бога, и Анненков — пророк его, — усмехнулся презрительно Андерс.
— Можно и так. Какая разница... Принимайте дела бывшего начальника контрразведки, я поздравляю с ответственным назначением...
— Благодар, — с трудом выговорил Андерс нелепо усеченное слово. — Только я не радуюсь, брат капитан.
Андерс никак не мог привыкнуть к правилам, установленным в анненковской армии. Для чего нужно говорить «благодар» вместо «благодарю», зачем кстати и некстати повторять «брат капитан», «брат полковник», при каждой встрече выкрикивать девиз о боге и атамане?
— Вы мне понравились, брат полковник, — продолжал Денисов. — Потому советую: не перечьте атаману. От малейшего возражения он приходит в бешенство, и тогда... Да что говорить... Ваш предшественник расстрелян за то, что хотел снять с фургона смерти знамя с вышитым черепом и перекрещенными костями. Теперь фургон смерти — ваше хозяйство. Проверьте по списку смертников — за их бегство отвечаете головой. Вот вам канцелярия контрразведки. Тут всякие приказы, донесения, приговоры и прочие милые документы. Ваш кабинет рядом с атаманом, будете у него под рукой денно и нощно. С нами бог... — поднял Денисов указательный и средний палец правой руки.
— ...и атаман Анненков, — угрюмо добавил Андерс.
В своем кабинете он вывалил на стол груду измятых бумажек, стал бегло просматривать.
«В первый день Нового, 1920 года поздравляю все войска Отдельной Семиреченской армии, желаю счастья и успехов в ратных делах...
Приказываю: замеченных в распространении провокационных и панических слухов, агитирующих в пользу большевизма немедленно расстреливать на месте преступления. Право приводить в исполнение расстрел таких негодяев даю каждому офицеру и добровольцу...»