Грозненские миражи

Семенов Константин Константинович

— Вот же колотун! — пробурчал Валька. — Как только они там стоят! Обалдеть!

А «они» стояли. Стояли, не смотря на небывалый мороз, и, похоже, их даже стало больше. В центре города осталось только два цвета — белый и чёрный. Белые, покрытые инеем деревья, белые крыши домов, почти белое от мороза небо. И чёрная масса людей на площади.

Белый и черный. Чёрный и белый.

Потом глаз выхватывал красные пятна транспарантов, обвисших без ветра знамён — и картинка становилась немного веселее.

— Гляди, гляди, — кивнул Витька, — костры стали

жечь. Греются! Интересно, когда их разгонять начнут?

— Думаешь, будут? — спросил Пашка через заледенелый шарф.

— Конечно! Третий день уже — сколько можно? Вон сколько солдат нагнали.

Пашка оглядел тоненькую цепочку военных: все солдаты были с автоматами, кое-где виднелись ручные пулемёты. Гнетущая картинка…. Говорят, так же было и в 58-м, когда русские требовали выселить только что начавших возвращаться из ссылки чеченцев. [4] А сейчас ингуши…

4

Так называемый «Русский бунт» в Грозном. Митинги, демонстрации, массовые беспорядки с захватом зданий обкома, почты, КГБ. Среди требований к властям «ограничить число проживающих в республике чеченцев и ингушей десятью процентами от общего количества населения». Подавлен с применением силы.

— Конечно, разгонят! — уверенно сказал Валька. — И на транспаранты не посмотрят. «Слава КПСС!» «Да здравствует дружба народов!» Детский сад!

— Почему «детский сад»? — внешне спокойно спросил Руслан.

— Русик, ты как дитё, ей богу! Наша партия, конечно, любит, когда ей жопу лижут, но только если она этим процессом сама руководит! И вообще, какая, на фиг, дружба народов, когда они требуют создания Великой Ингушетии?

Витька негромко засмеялся. На площади очередной оратор призывал вести себя спокойно, не поддаваться на провокации, и всячески расхваливал родную Советскую власть. Впрочем, восстановить историческую справедливость и отдать ингушам Пригородный район он призывать тоже не забывал. Слышно было плохо: усиленный динамиками голос тонул в странном ритмичном шуме. Это переминалась с ноги на ногу закоченевшая на морозе толпа.

— Чего болтаешь? — возмутился Руслан, но как-то не очень активно. — Какая «Великая Ингушетия»? Просто хотят, чтоб Пригородный район у Осетии забрали…

— И отдали ингушам, — подхватил Витька. — Вместе с Орджоникидзе. Не, Русик, разгонят их. Как пить дать, разгонят! Кстати, слышали, в народе уже целую поэму сочинили? Начинается так: «Раз в крещенский вечерок ингуши восстали. Сдвинув шапки на бочок, все «Ура!» кричали…»

— Пошли отсюда, — ежась от мороза, предложил Пашка. — Кулёк, ты забыл, зачем собрались?

— Ещё чего! — возмутился Валька и решительно повернул налево — через абсолютно пустой в этом месте проспект Революции.

Через полчаса они сидели за столиком в пустом кафе «Южное». Громадные окна мороз покрыл фантастическими узорами и казалось, что за ними не притихший

в тревоге город, а сказочный ледяной мираж. В зале было тихо, сумрачно и довольно тепло, Пашка даже снял совсем задубевший шарф. С улицы время от времени доносились призывные крики: «Беляшики! Горячие беляшики!» Тетка, похоже, могла работать в любую погоду.

На стол легли купленные у этой самой тёки пирожки. Валька пошептался со скучающей за стойкой полной женщиной и совершенно открыто наполнил стаканы из купленной в гастрономе бутылки портвейна. Женщина смотрела в замёрзшее окно и делала вид, что ничего не замечает. Бутылку Валька, впрочем, поставил под стол.

— Ну что, поехали? — предложил Витка, поднимая стакан и хитро улыбаясь.

— Чего вы на меня уставились? — спросил Руслан. — Что происходит?

Пашка, не выдержав, рассмеялся.

— Видали?! Сегодня, вроде, восемнадцатое, а? День рождения зажилил и спрашивает! Ладно, мы не злопамятные. Русик, поздравляем тебя с семнадцатилетнем, желаем…Чего мы ему желаем? Короче, расти большой, не будь лапшой!

— С днём рождения, Русик! Поздравляем!

Четыре стакана стукнулись с глухим звуком, и женщина на секунду оторвалась от созерцания морозных узоров. Глянула на единственных посетителей, решила, что всё в порядке, и снова отвернулась. Холодный портвейн скользнул по пищеводу, провалился в желудок, и там сразу стало тепло, а через минуту приятно зашумело в голове.

— Спасибо, пацаны! Я не зажилил, я…

— Да ладно тебе! — перебил его Валка. — Мы тут тебе одну финтифлюшку подарить решили, ты не обижайся. Тапа, наливай!

И Валька вытащил из кармана небольшой, перевязанный обычной бечёвкой свёрток. Пашка наполнил стаканы, и теперь все с интересом следили, как Руслан пытается развязать затянутый намертво узел. Наконец, верёвка поддалась, Русик сдёрнул бумагу и ошеломлённо вытаращил глаза.

На мятой, не очень чистой бумаге лежал небольшой, но совершенно настоящий горский кинжал в ножнах.

— Настоящий? — на весь зал прогудел Русик и потянул за рукоятку.

Тускло блеснуло лезвие, и женщина за стойкой бросила на столик обеспокоенный взгляд. Валька мгновенно накрыл кинжал бумагой, посмотрел на продавщицу и обаятельно улыбнулся. Женщина снова отвернулась к окну.

— Чего орёшь? — прошептал Валька. — Конечно, настоящий! Давай!

Стаканы снова звякнули, и в голове стало ещё веселее.

— Пацаны! — растрогался Русик. — Кулёк! Тапа! Спасибо! Витя! Я вас…Я вас всех!.. Он же стоит, наверное… Кулёк!

— О, один готов! Русик, не бзди, всё под контролем! Давай закусывай!

Павлик глотнул ещё портвейна и расстегнул пальто. Голова стала лёгкой, узоры на окнах заискрились, как живые, и даже вино не казалось уже таким мерзким. Мерзким? Кто сказал такую чушь? Подать его сюда! Прекрасное вино, замечательное!

Вот и разговор за столом стал живее, и тема актуальнее.

— Да не знаю я! — вздохнул Витька. — Зачем мне твой институт нужен?

Что? Что он такое говорит? Вот дурак!