Грозненские миражи

Семенов Константин Константинович

— Что уставились? — заорал Пашка. — Давай! Кто следующий?

— Павлик! — закричала, опомнившись, Аня. — Па-а-влик!

Валька с трудом сел, помотал головой, прогоняя туман. Ныла десна, во рту было сладко от крови. Что происходило у конторы, видно было плохо: обзор закрывали три напряжённые спины. Вот одна дёрнулась вперёд, и в образовавшейся щели на секунду возник прижавшийся к стене Тапик. Любимая открытая стойка, лёгкие, еле уловимые движения корпусом. Непосвященный не поймёт, а понимающим эти танцующие движения могли сказать о многом. Чеченцы понимали. Спина отпрянула — и тут же двинулась другая.

Проверяют.

«Убьют! — подумал Валька. — Бросятся все вместе и сомнут».

Похоже, то же самое подумал и Руслан. Он уже перебегал дорогу, оставалось каких-то пять метров. Три шага. Уже два.

Нога зацепилась за невидимую в темноте выбоину, Русик споткнулся и растянулся во весь рост. Чёртов грозненский асфальт!

— Эй! — пытаясь встать, закричал Руслан. — Цуьн вал да воцуш ву аьл шу хеташ делахь, шу гIалат дойлла! [9]

Опять дёрнулась спина, отступила, и в мутном неоновом свете тускло блеснул нож.

9

Если думаете, что он безродный, то ошибаетесь! (чеченск)

— Совца! — Руслан уже встал. — Цуьн коьртар мас йожахь чIир соьца хир йу! [10]

Чеченцы заколебались, один даже оглянулся: «Что он кричит, этот городской? Он что, забыл адаты?» Заколебались «гуроны».

И опять всё испортил Пашка.

— Зассали?

— Павлик! — визжала Аня. — Па-а-а-влик!

«Не успеть, — подумал Валька. — Вот дурак!»

И, уже не думая, чисто инстинктивно закричал, перекрывая и Руслана, и Анин визг.

— Атас! Менты!

10

Остановитесь! Хоть волос с него упадет — я мстить буду! (чеченск)

Спины дернулись, было, назад, снова остановились. Валька встал и, прекрасно понимая, что никак не успеть, пошатываясь, двинулся вперёд. На самом деле, это ему только показалось — он не успел сделать и шага.

Заглушая всё, воздух пронзила трель милицейского свистка, и «ондатровые шапки», прихватив своих почти пришедших в себя друзей, исчезли в темноте.

Издалека послышалось знакомое завывание, и по проспекту Орджоникидзе, разрезая сумрак голубым миганием, медленно проехал милицейский газик.

Валька проводил отблески взглядом и удивлённо спросил:

— А кто свистел?

Всё ещё лежащий на асфальте Витька сел, поднёс руку ко рту, и наступившую тишину опять нарушила одинокая трель.

— Давно он у меня завалялся, — сказал он довольно. — Света, не плачь.

Подошёл Пашка с зажатой в руке ондатровой шапкой, зачем-то протянул её Руслану. Тот молча оттолкнул. Павлик протянул руку Витьке — тот сделал вид, что не заметил. Пашка зачем-то оглянулся по сторонам, бросил шапку на дорогу, прокашлялся.

— Муха, Кулёк, — голос, вроде бы, виноватый, — я не очень вас? Русик, прости…

Все молчали.

Павлик подождал, тщетно пытаясь поймать чей-нибудь взгляд, и вдруг пьяно осклабился:

— А чего вы так распсиховались? Поиграться не дали.

— Скотина! —

не выдержал Руслан.

— Дурак! — сплюнул кровь Валька. — Какой же ты, Тапик, дурак!

Подошла Аня, вытащила из сумочки платок, подала Пашке. Тот недоумённо покрутил головой, Аня виновато улыбнулась и протянула платок Вале. Валька взял, промокнул запёкшуюся в углу рта кровь, сморщился. Аня поморщилась в ответ.

Павлик последил взглядом за платком, увидел Анин взгляд, и лицо его снова стало приобретать давешнее идиотско-наглое выражение. Это, уже в свою очередь, не укрылось от Ани, и она устало улыбнулась.

— Павлик, ну что ты…. Хочешь, я тебе другой дам?

— Вот этого не надо! — окрысился Пашка. — Не надо нам жалости! Я ж понимаю: «Мужчина не тот, кто умеет кулаками махать». Так ты сказала? Я помню!

Аня так и застыла — с протянутой рукой и широко открытыми глазами.

Павлик посмотрел в синие даже в полумраке глаза, повернулся и медленно пошёл прочь. Походка его не казалась танцующей.

— Павлик! — тихо позвала Аня. — Павлик, куда ты — они же могут ещё…

— А тебе что? — оборвал её Пашка и махнул рукой, — Всё равно я в «гонке за дефицитом» не участвую.

— Вот дурак! — повторил Валька.

Валентин Сергеевич, не вставая с кресла, потянулся за упавшим на пол письмом и скривился от резкой боли в пояснице. На лбу выступила испарина.

Несколько минут посидел, стараясь не шевелиться и прислушиваясь. Боль затаилась, но было ясно, что ненадолго, что только и ждёт момента, чтоб выскочить и вцепиться мёртвой хваткой. Скрутить.

Валентин, не меняя положения, осторожно протянул руку, взял бутылку и, преодолевая отвращение, влил в себя добрую треть. Жидкость пробежала по пищеводу, дошла до желудка, и вверх начали подниматься спасительные горячие волны. Боль огрызнулась последним уколом, съежилась и исчезла.

«Ага! — мстительно подумал Валентин. — Шиш тебе!»

Свернул листок пополам и аккуратно засунул его в конверт.

Глава 9

Второй конверт подписан был тем же лёгким, воздушным почерком, адрес тоже был тем же самым — его. На этом сходство заканчивалось: внутри конверта лежал плотный лист бумаги, исписанный мелкими, похожими на букашек буковками. «Букашки» спешили, наползали друг на друга и, казалось, вот-вот выпрыгнут с бумаги и вцепятся в тело своими ядовитыми жалами.

Прямо в печень, в сердце. Прямо в мозг.

Заходящее солнце почти спряталось за Аракеловским магазином, залив напоследок город мягким вечерним светом. Лучи пробежались по площади и, словно шаловливый ребёнок, окрасили все, куда смогли дотянуться, в яркие, сверкающие огнём краски.

Площадь преобразилась.

Старое, вальяжно-величественное здание Обкома засветилось ровным оранжевым светом — ярким и уверенным. И только за резными колоннами второго этажа притаился красноватый мрак, словно намекая, что в этом здании далеко не всё доступно простым смертным. Новый Обком, до сих пор называемый в народе просто «пристройкой», на фоне своего предшественника смотрелся просто и незатейливо. Почти обычное здание — никакой тебе величественности и тайны.