Грозное лето
Шрифт:
— Вы — старший здесь, поручик, поэтому прикажите казакам быть внимательными: по нас только что стреляли вон из того фольварка, — указал он в запыленную даль, за которой еле виднелись красные дома, и добавил: — Я сам скажу… Урядник! — позвал он командира казачьего отряда, а когда тот подъехал, негромко продолжал: — Отрядите нескольких человек вперед, пусть осмотрят фольварки, что стоят невдалеке от дороги. Там есть ландверные вояки, кои стреляли по нас и могут устроить вам неприятность.
— Слушаюсь, ваше скородие… Митрофан, Ананий, ко мне! —
Александр еще и не простился с поручиком и с ранеными, как наряд казаков отделился от обоза и на рысях устремился в даль дороги, по которой предстояло идти обозу.
И тотчас же все заметили, как от фольварка отделились два всадника и стали быстро удаляться в сторону леса, темной стеной стоявшего километрах в трех.
— Вы правы, кажется, штабс-капитан: два всадника уже снялись с якоря и уходят к лесу, — сказал поручик.
— Вижу. Но почему они, в таком случае, не стреляли по нас? Или не хотели выдать себя, зная, что вы должны будете ехать по этому шоссе клятому, как на Дону говорят? Чтоб можно было дать залп в спину раненым?
— Вполне вероятно. У них здесь каждое дерево — шпион и лазутчик, — ответил поручий более чем равнодушно.
И вдруг разом раздалось несколько радостных голосов:
— О! Заяц! И еще лисица!
— Две лисицы, братцы!
— Не две лисицы, а одна и еще волк!
— Так они же его, стервецы… Держись, зайка!
— Наддай, наддай шибчей!
Александр бросил взгляд вперед и увидел оригинальное состязание: по чистому полю, по стерне, во весь опор мчался заяц, а за ним, вытянув правило, во весь дух гналась огнистая красавица лиса, а за этой… волк.
— И серый! Вот чудно…
— Кто же за кем гонится, интересно? Никак двое разбойников за одним косым зайчишкой?
Действительно, за лисой среди бела дня, выставив маленькие ушки и вытянув толстый хвост, мчался матерый серый и, видимо, порядком устал, так как вывалил язык сколько можно было, однако не мог остановиться перед таким соблазном — заполучить на завтрак зайчишку. А в небе величаво парил степной хищник-орлан и, наверное, прикидывал: не ринуться ли вниз камнем, схватить зайчишку за шиворот — и пусть тогда кума с кумом разбираются, кто прозевал добычу, но пока еще парил, выжидая.
Один из казаков пришпорил коня и поскакал навстречу волку и выстрелил и не попал, но серый не обратил на это никакого внимания, войдя в азарт.
Но тут случилось совсем неожиданное: зайчишка вдруг круто свернул к шоссе, к санитарным повозкам и автомобилю, юркнул почти между ног раненых и спешившихся казаков, так что кто-то крикнул:
— Тю на тебя! Дурной еще…
А лисица и волк остановились как вкопанные, поджали хвосты и не решились приблизиться к людям, а потом лениво повернули восвояси и вскоре пропали из вида.
И что тут поднялось! Все заулыбались, засветились радостными улыбками, заговорили одобрительно по адресу находчивого косого, восторгаясь наперебой друг другу:
— Вот
— Потому знает, что человек могет дать ему защиту от ворогов.
— Никогда, братцы, не видал такой картины! Один косой оставил в дураках куму и серого кума. Надоть же удумать такое!
— Гля, братцы, да он сидит под двуколкой! — кто-то умиленно воскликнул. — Умаялся и отдыхает.
Заяц на самом деле сидел под двуколкой, озирался большими косыми глазами по сторонам, как бы убеждаясь, отстали ли преследователи, и, не видя их, не торопясь, попрыгал прочь, а вскоре исчез, затерявшись меж стогов хлеба.
И паривший под облаками степной хищник сделал круг и улетел.
Недалеко от Ортельсбурга, горевшего и дымившего на всю округу, Александр встретился с полковником Крымовым. Широченный в плечах и безбородый, Крымов гулко набросился на Александра:
— Штабс-капитан, где вас нелегкая носит, позвольте осведомиться? Мне вот как, — показал он на горло, — нужен мотор, подтолкнуть дивизию Комарова да и Рихтера немедленно брать Ортельсбург, пока противник не подтянул свежие армейские части. Беда с вами! Я же просил: вручить пакет командующему и — обратно, а вы, наверное, чаи там гоняли, в штабе. — И более мирно спросил: — Ну, ладно. Что там Александр Васильевич наказывал мне? Вы, поди, наговорили ему, что Крымов заживо глотает генералов, командиров корпусов? Ну, ну, валяйте. Обо мне все так говорят. А пока отдайте мне мотор, садитесь на моих лошадок и ищите командиров шестого корпуса где-нибудь в лесочке, в тени, вне пожара и дыма, а я буду входить в город.
Александр слушал его громоподобную тираду молча, с мягкой улыбкой и думал: неуравновешенный, беспокойный человек, и немного наглый, и еще чванливый, ни с кем решительно не считающийся, исключая командующего армией. Всех гоняет: офицеров, генералов, гражданских в штабах, и, кажется, попадись ему под горячую руку сам великий князь — сделает нагоняй и ему. Интересно, как он будет вести себя, получи чин генерала и корпус?
Александр видел, как Крымов разговаривал с генералом Артамоновым: корпусу взять Сольдау сегодня, затем выйти за город, окопаться, разведать хорошенько с помощью кавалерийской дивизии Любомирова или Роопа и быть готовым наступать на Нейденбург или Лаутенбург.
Артамонов был не из быстрых; погладив широченную бороду, он сказал, не повышая голоса:
— Великий князь приказал мой корпус далее Сольдау не выдвигать. Но как только Сольдау падет — я все же выдвину корпус севернее, и вы можете передать командующему: Артамонов не подведет и будет стоять, как скала. Вот только иконок бьг мне побольше.
Крымов знал, что Артамонов, будучи прежде командиром шестнадцатого корпуса, любил награждать своих солдат иконками и строго следил, чтобы они были у каждого нижнего чина, солдата и чтобы оные молились с усердием и исправно, и даже на учениях любил спрашивать у фельдфебелей: