Грозовое ущелье
Шрифт:
— Да, товарищ военврач. На камне написали фамилию, год рождения, должность.
— Добавьте адрес полевой почты части. Будут после войны разыскивать. Родные… Как вы думаете, Буряк, такая погода нам на пользу?
Буряк ответил не сразу.
— С одной стороны, это хорошо — фашисты потеряют маневр. Но и нам нелегко будет пробиваться вперед.
— Да, это верно, — задумчиво сказал военврач. — Вы случайно не одессит, Буряк?
— Нет, — удивленно ответил старшина. — Николаевский я, шофером работал в порту. А что?
— Просто так. Легкий у вас характер, неунывающий. И обстановку быстро схватываете. На фронт-то как попали?
— Я
— Ладно. Где военфельдшер Петряева?
— При раненых.
…Раненые лежали на подстилках из веток кустарника, собранных заботливыми руками моряков и красноармейцев. Тесно сдвинутые повозки защищали их от порывов ветра. Костры, хотя и не давали большого тепла, все же спасали от внезапно нахлынувшей стужи. Многие дремали, обессиленные переходом.
Подошла Петряева.
— Как состояние раненых? — спросил се Лаптев.
— Двум требуется немедленная операция…
— Да, да. Но у нас нет анестезирующих средств.
Военврач устало присел на камень. Петряева опустилась рядом.
— Может, поедите, Борис Сергеевич? — спросила девушка, глядя на его осунувшееся лицо.
— Потом, Тоня. Надо сначала решить, что нам делать с теми.
Она поняла: врач говорит о раненых, нуждающихся в срочной операции. Неужели отважится? У них не было даже простой керосиновой лампы. Правда, ей удалось в последний момент захватить с собой сумку с хирургическими инструментами, но в этих условиях они могут оказаться бесполезными, так как нет антисептиков. Единственная возможность спасти раненых — немедленно отправить их в госпиталь. Но отряд отрезан, и еще неизвестно, удастся ли выскочить из каменного мешка даже здоровым.
— Надо оперировать, — подумав, сказал Лаптев.
— Тогда отдохните, хоть немного.
— Только не больше двадцати минут.
Он прислонился к колесу повозки. «Жестко ему так, — подумала девушка. — И холодно». И вдруг решилась:
— Борис Сергеевич, давайте вот так.
Она почти силой притянула к себе Лаптева и положила его голову на свои колени. Он пытался сопротивляться, но девушка крепко обняла его.
— Бросьте, товарищ военврач, мы на войне.
Лаптев что-то пробормотал в ответ и затих. Она боялась пошевелиться, чтобы не вспугнуть его сна. По сердцу прошла теплая волна нежности к этому измученному невзгодами человеку, который вот уже больше суток делает все, чтобы спасти попавший в беду отряд. Разница в годах у них была небольшая, но он ей до этого дня казался намного старше, опытнее. Сейчас, проведя рукой по его щеке, она удивилась, ощутив ладонью мягкие волоски. «Редко бреется, — мелькнуло в ее голове. — Мальчишка еще».
Прошло полчаса, а девушка все сидела, не меняя позы. У нее занемела спина, но она никак не решалась разбудить его. Наконец, когда кто-то из раненых сильно застонал, Лаптев проснулся, вскочил на ноги.
— Целую вечность проспал, — виновато сказал он, смущенный тем, что спал у нее на коленях. — Подготовьте инструменты, будем оперировать.
Буря продолжалась до утра. Боясь, что кто-нибудь замерзнет, Оскольцев то и дело окликал бойцов. Ему самому хотелось спать, но, чувствуя ответственность за людей, он крепился. Сначала сержант менял часовых через сорок минут, потом через полчаса. Двое дневальных по его приказу беспрерывно
Стало светать, ветер дул уже порывами.
— Скоро кончится эта мура, — сказал Оскольцеву пожилой боец, которого все звали дядя Петя. — Снегу навалило, как в Сибири.
— У нас в Архангельской области его тоже хватает, — заметил другой. — А что на Кавказе снег бывает, я этого и не знал. Думал, тут тропики.
— Погоди, от этих тропиков тебя еще тошнить будет, — засмеялись вокруг. — Иль отдыхать прибыл сюда?..
Оскольцев приказал бойцам расчистить подступы к оборонительному рубежу, долбить в каменной замерзшей земле окопы и строить укрытия. До призыва он работал в колхозе бригадиром. Его хозяйская распорядительность действовала на бойцов успокаивающе. Работа шла споро, под веселые шутки. На немецкой стороне также началось движение. Там задымили походные кухни, ветер донес до красноармейцев аппетитный запах готовившегося завтрака.
— С комфортом устроились, черти! — ругнулся ефрейтор Гайдамака. — В глотку бы им шомполом.
— Попробуй вставь, — съехидничали ему в ответ. — Придет время — вставим.
В фашистском лагере заиграла музыка. Динамик разнес по ущелью легкую мелодию тирольского вальса. Лица бойцов погрустнели. Многим вспомнились дом, семья.
— Такую музыку у нас играли на клубных вечеринках, — заметил высокий красивый красноармеец. — Бывало, подхватишь партнершу и ну кружить ее по всему залу.
— У меня дома граммофонная пластинка с этим вальсом была, — сказал архангелец. — Не знаю, сохранилась или нет сейчас.
Вдруг музыка смолкла. Прокашлявшись, кто-то хриплым голосом произнес:
— Рус, рус, айн момент. Будем передавать приказ командования. Слюшайте все. Во избежаний кровопролитий предлагаем сложить оружие. Всем раненым будет оказан помощь. Пленные будут направлены в лагери, расположенные во Франции и Италии. На размышление дается три часа. После этот срок все обороняющиеся уничтожаются артиллерийским огнем. Ультиматум подписал полковник Зиндерман.
— Да, мелодия уже не та, — почесав в затылке, сказал архангелец. — Хитрый подлюга, этот полковник, хочет без боя нас выкурить отсюда. Выходит, мы им как кость в горле. А почему? Ясно, что наш батальон ключевые позиции занял.
— Правильно понимаешь, Егоров, — одобрил его Оскольцев. — Отсюда они нашим хотят в спину ударить. Ну что же, дадим ответ фашистам. А пока у нас есть время, будем укрепляться.
Не сидел сложа руки и Буряк. Как только буран начал стихать, он вывел своих бойцов на расчистку дороги к каменоломне. Хотя снегу выпало много, но он не засыпал и третьей части провала. Измученные лошади плохо тянули повозки, и людям приходилось помогать им. Вниз снова полетели камни, корявые стволы, вязанки кустарника. Прежде чем отойти от провала бойцы глазами измеряли расстояние до отсыпанного уровня.
— Много еще, язви его в душу, — огорченно сказал маленький, юркий Сундуков, с которым Буряк оборонял Одессу и Севастополь. — Валишь, валишь, а все на донышке. К центру земли, что ли, проваливается?
— Ты, Гриша, своими разговорами не расстраивай товарищей, не то спущу тебя вниз вместе вот с этими камнями, — предупредил его старшина.
— Всерьез или шутишь, Петя? — спросил тот, очищая от снега бескозырку.
— Всерьез, Гриша, всерьез. Поступлю, как с последним паникером. И на нашу дружбу не посмотрю…