Грубиян на одну ночь
Шрифт:
Не знаю, что у него на уме, ведь выглядит он непрошибаемым. Слишком решительным, чтобы я могла расслабиться и откопать в себе хотя бы горстку сил на сопротивление. Я знаю, что обидела его, и знаю, что должна извиниться. Об этом твердит здравый смысл, но по факту я трушу сделать это, потому что если сделаю, то признаю свое полное поражение. Все что я могу — пытливо смотреть в его лицо, наслаждаться тем, что мы внутри замкнутого пространства, и кроме нас здесь никого нет.
— Тебя можно поздравить? —
Выбор настолько рациональный и в его стиле, что в очередной раз понимаю — если мужчины и женщины с разных планет, то мы с ним из разных галактик, потому что рациональные покупки я делаю только тогда, когда заказываю на дом продукты. Волшебство ситуации заключается в том, что мои колени слабеют каждый раз, когда удается вытряхнуть его из этой непрошибаемой шкуры. Каждый раз, когда он теряет над собой контроль я… теряю его вместе с ним.
— Да, — мотнув головой, смотрит вперед. — Пристегни ремень.
Пока выполняю эту “просьбу”, машина трогается и, обогнув парковку, выезжает на дорогу.
— Куда тебя отвезти? — интересуется, бросив на меня неторопливый взгляд.
Врезавшись в его глаза своими, чувствую, как поднимается по телу тепло.
Я безумно хочу его поцеловать. Он, кажется, читает мои мысли. Опускает глаза на мои губы, но быстро возвращает их на безопасный уровень, постукивая по рулю пальцами.
— Домой, — говорю еле слышно.
Кивнув, он делает погромче радио, ясно давая понять, что не намерен болтать. Откинувшись на сиденье, исподлобья наблюдаю за тем, как по лобовому стеклу катятся капли дождя.
У нас уходит пятнадцать минут на то, чтобы добраться до моего дома.
Порывшись в сумке, нахожу пульт от ворот, и Глеб въезжает во двор.
В разгар рабочего дня внутри полно свободных мест, но, вместо того, чтобы припарковать машину, он просто притормаживает у тротуара, явно не собираясь задерживаться надолго.
Кошусь на него, повернув голову.
— Как отдохнула? — спрашивает, задумчиво глядя перед собой.
Откуда он знает, я не спрашиваю. Меня уже не удивляет то, что в моей жизни он повсюду. Единственное, что мне осталось до него донести — возможно, это плохо для нас обоих.
— Хорошо, — отвечаю ему.
Отстегнув ремень и перегнувшись через коробку передач, открывает бардачок.
На мои колени опускается безликая картонная папка.
Хлопнув бардачком, Глеб возвращается в свое кресло и поясняет:
— Здесь материалы по порче твоей машины. Записи с камер, допрос подозреваемого. Кстати говоря, парень, племянник твоей знакомой Елены Миллер, она же конечный заказчик. Он сильно струхнул, так что готов пройти по делу свидетелем. Там есть контакты очень толкового адвоката. Это мой товарищ…
— Глеб… — выдыхаю, сжимая
— Это твое, — перебивает. — Можешь выбросить, можешь воспользоваться. Делай, что захочешь.
Его голос звучит резко, и это снова напоминает мне об обстоятельствах нашей последней встречи. О том, почему я не хотела, чтобы он влезал в это дело.
Посмотрев на него, чувствую, как подкатывает к горлу ком.
— У нас с ним ничего нет, — говорю хрипловато.
— Дым без огня? — переводит на меня непроницаемые глаза.
Но в их глубине я вижу затаенные эмоции, от которых внутри меня нарастает предательская паника.
Он зол.
Зол на меня.
Он считает, что я трахалась с Миллером за его спиной.
Дыхание сбивается, и на место панике приходит злость.
— Мы встречались еще студентами, — говорю ему. — Расстались, и он женился на моей подруге. Я не видела его почти семь лет. С тех пор как окончила институт. Полгода назад он вернулся в город и… возглавил “Медиахолдинг”...
— И чувства вспыхнули вновь? — усмехается Стрельцов.
Видеть его таким циничным — что-то новое для меня. И болезненное, потому что непробиваемый капитан вдруг решил, будто все время был вторым номером. Будто хотя бы на пять секунд он мог стать для меня вторым номером!
Дурак. Идиот. Кретин.
На моем языке дрожат слова, которые хочу обрушить на него. О том, что люблю его. Его одного. Вместо этого, просто хриплю:
— Нет. Между нами ничего нет. Он женат. У него трое детей.
— Досадно, да?
— Глеб… — сглотнув, пытаюсь подобрать слова, но, впервые в жизни они будто взбунтовались против.
Говорить о Миллере с кем бы то ни было для меня все равно, что есть опилки, а говорить о нем с мужчиной, которого я люблю, тем более. Я понимаю, как все это для него выглядит, но я не собираюсь пускать его в ячейку своей памяти, под названием “Миллер”. Не собираюсь объяснять, почему не воспользуюсь этой папкой!
— Все это в прошлом, — выдавливаю из себя.
— Его жена так не считает, — прохладно замечает Стрельцов.
Под кожей на его скулах бегают желваки. Мои собственные щеки покрываются красными пятнами.
— Ты тоже? — спрашиваю холодно.
— Почему я должен думать иначе? Мое место в своей жизни ты определила достаточно четко, — жестко отвечает он.
Сглотнув, бегаю глазами по его профилю.
По чертам, которые я воспроизведу на холсте с закрытыми глазами!
Я трушу. Позорно трушу, не уверенная в том, что он услышит то, что хочу ему сказать. И в том, что вообще должна ему это говорить. Не тогда, когда он вот такой. Уверенный в своей правоте и злой. Уверенный в том, что я влюблена в другого мужчину!