Грушенька и сын шейха

Хаустова Зинаида

Макарова выдыхает и расслабляется.

— Хорошо. Значит мне показалось. Я сегодня заеду к вам с Викой. Гоша к родителям собирается, а я соскучилась.

Вечером задерживаюсь на работе. Когда приезжаю домой, Макарова встречает меня неприкрытой агрессией:

— Ракитина, что за мужик мешает тебе нормально дышать? Если это Князев, ты последняя дура. Я тебе расскажу, что будет дальше. Он тебя потрахает пару-тройку месяцев, а потом выживет. Или ты сама уволишься, когда он при тебе будет кадрить очередную телку. Опыта у тебя будет недостаточно,

новую работу ты не найдешь, — Аня переводит дыхание, — это работа, здесь должно быть табу на секс. Трахнись уже с Бобрешовым и успокойся. Хоть он и лузер, но безопасный хотя бы.

Складываю руки на груди.

— Это бред. Я не буду спать с Бобрешовым. Я его не люблю.

— Глеб тоже на тебя глаз положил, — игнорирует мои слова Анна и продолжает интересующую тему, — я первый раз видела, чтобы он так взбесился. Люди часто косячат по рабочим вопросам. Глеб строг, но спокоен. Такую отповедь я наблюдала в первый раз. А это значит, Ракитина, что возможна атака. И ты со своей невозможностью дышать падешь при первом ударе. Нашла в кого втюриться, дура!

Не могу больше все это слушать. Ухожу в свою комнату и запираюсь на замок. Не день, а сплошные эмоциональные качели. Жутко хочется плакать.

Почему дура? Это просто провидение. Я не виновата, что нас свела судьба. Что рядом с ним путаются мысли и микроразряды прошивают тело. Я над всем этим не властна. И нет никакой гарантии, что подобное возможно с кем-то другим. Может ли работа быть важнее судьбы?

Просто кому-то судьба дает целую жизнь, а кому-то два-три месяца. Это не значит, что нужно ими разбрасываться.

Устала жутко. Падаю на кровать и засыпаю.

Проваливаюсь в беспокойный сон. Сбегаю на верблюде из своего шатра в Россию. Всю ночь пытаюсь найти какую-то работу, но у меня мало опыта, и меня никто не берет.

Глава 23. Поток

Аграфена

В субботу просыпаюсь раньше будильника. На губах расползается легкая улыбка. Сегодня день пройдет так, как я хочу. Одиночество, созерцание, поток мыслей. Такой же неспешный, как течение воды за бортом.

Протягиваю руку за телефоном. Еще рано, но только не для бабушки. Она встает вместе с солнцем. Набираю номер и слушаю гудки.

— Доброе утро, Грушенька! — раздается родной голос.

— Привет, бабулечка! Как твое здоровье?

Слушаю новости всего дачного кооператива, в котором бабушка проводит лето. Чувствую тепло в груди и улыбаюсь.

Жму на отбой и иду в ванную. Вика еще спит, поэтому не тороплюсь побыстрее освободить помещение. Не спеша наслаждаюсь водными процедурами и тихо напеваю Try Pink.

Возвращаюсь в комнату. Просматриваю демотиватор, который прислала Аня. Наутро после того вечера она извинилась за агрессивное поведение, но до сих пор чувствует дискомфорт, поэтому заваливает меня веселыми картинками.

Вздыхаю. Макарова бывает грубой, но она все правильно тогда сказала. Я должна быть ей благодарна за взгляд со стороны и напоминание, что нужно держаться от

Глеба подальше.

Надеваю романтический сарафан, подчеркивающий мои созерцательные намерения. Накидываю на плечи шаль. Бесшумно выскальзываю из квартиры.

На Киевскую приезжаю заранее и захожу в «Европейский» на фуд-корт. Обед на теплоходе я не оплачивала, поэтому плотно завтракаю.

Иду к пристани, наслаждаясь лучами солнца, которые согревают кожу после кондиционированного воздуха торгового центра.

С Князевым сталкиваюсь прямо перед трапом. Минутой раньше, минутой позже и мы могли не пересечься за все время речной прогулки. Он поражен не меньше меня и на мгновение теряет дар речи, а потом внезапно переходит на «ты».

— Что ты здесь делаешь? — жадным взглядом пробегается по моему наряду.

— Сажусь на теплоход. А ты? — отворачиваюсь и смотрю на воду, потому что от вида Глеба в неформальной одежде перехватывает дыхание. Сейчас он похож на того Князева, которого я когда-то встретила в лесу.

— Вышел встретить дядю, у него нет билета, ты одна? — Глеб осматривается по сторонам с озабоченным видом.

— Одна, — пожимаю плечом, — я пойду, тогда увидимся, — протискиваюсь мимо мужчины и спешу пройти по трапу на борт.

Очень надеюсь, что больше не увидимся. Князев же будет занят дядей. А я намереваюсь занять сознание потоком мысли. Мы, как заряженные частицы, столкнулись и теперь разлетаемся по разным вселенным. У Глеба наверняка место в салоне, а мне в другую сторону.

Занимаю место на верхней палубе и жду отправления теплохода. Слежу за бликами солнца на мутной воде.

По мосту Хмельницкого бесконечным ручейком ползут люди, как рыжие муравьи у бабушки на даче. По голубой бесконечности неба ползут белые облака. По реке ползет пластиковый хлам. Все куда-то ползет.

Мои мысли отказываются быть потоком и ползут по направлению к человеку, который находится где-то рядом.

Закрываю глаза и вижу Князева в джинсах и белой футболке, рукава которой обтягивают накаченные руки. Костюм как-то облагораживает его образ, придает ему цивилизованности. Сегодня же Глеб брутально сексуален, и каждая клеточка моего тела сладостно сжимается от осознания, что он где-то недалеко.

Теплоход медленно отходит от пристани. По берегам плывет город. Меня охватывает детский восторг. Пусть сегодня я путешествую по узенькой Москве-реке, а не по широкой Волге, я снова маленькая девочка, которая обожает кататься на корабле.

Встаю и подхожу к корме. Ласковый теплый ветер развевает мои волосы и юбку. Закручиваю пряди в жгут. Укутываю плечи шалью. Медитирую на воду.

Вздрагиваю, когда ощущаю руки на своей талии. Чувствую тяжелое дыхание за своей спиной. Замираю и закрываю глаза. Сама перестаю дышать. Время останавливается, мы застываем в вечности. Все рациональные выкладки и стремление держаться подальше от Князева уплывают вдаль призрачным корабликом. У меня нет моральных сил, чтобы сейчас его оттолкнуть.