Грустный день смеха(Повести и рассказы)
Шрифт:
Тут, конечно, он хватил через край. Шептун, не зная, что ему делать, беспомощно глядел то на «кодлу», то на Коменданта. «Кодла» заворчала и придвинулась. Она ожидала лишь слова Коменданта, чтобы расправиться с нами.
И тут вдруг Комендант рассмеялся. Все, в том числе и мы, уставились на него.
— Хорошие ребята, — сказал он. — Большой пусть останется. Другой мал еще, немножко подрастет, тогда.
Комендант потянулся к патефону и лениво стал накручивать пружину. Замелькала белая
— Студенточка, заря вечерняя…
Нас обступили, стали рассматривать, похлопывать по плечу, задавать всякие вопросы. Все вдруг оказались очень хорошими пацанами.
— Ты извини, — сказал Виталька Ерманский, наливая мне в кружку самогона. — Но у нас закон — все за одного. Даже если ты мне друг.
— Извиняю, — великодушно сказал я. — Хоть ты и вывернул мне руку…
— А ты мне по шее врезал, — радостно перебил Виталька. — Знаешь, как больно! Аж искры полетели.
Шептун крутился тут же.
— Ну и молодцы, — вертел он своей рыжей башкой. — Умеете драться. Особенно вот ты, шкетик!
— Сам ты шкетик, — отрезал Вад, но было видно, что ему приятно.
Мы разделись и пошли купаться.
Река была неплохая: чистая, глубокая, и течения почти нет. Шептун полез следом. Он путался все время под ногами и всячески пытался завоевать доверие.
— У меня лук есть. Хочешь, дам пострелять?
— Сегодня по садам рейд будем делать. Ты пойдешь с нами?
— Слышь, а у тебя есть девчонка? Хочешь, познакомлю? Знаешь, какая красивая!
И так далее. Он не успокоился и на берегу. Рассказывал разные истории из жизни «кодлы», приставал с вопросами. Мое безразличие явно угнетало его. Есть такая порода пацанов: пока не примешь его в друзья, не отстанет.
Он все кружился и кружился вокруг меня, а потом с загадочным видом исчез и через некоторое время появился с маленькой полной девчонкой.
— Знакомься, — сказал он, показывая на меня грязным пальцем. — Страшно сильный парень, И овчарка у него есть.
Я встал и пожал протянутую ладошку.
— Виктор.
— Лора.
Она критически осмотрела меня.
— Ты правда сильный?
Я скромно пожал плечами.
— И овчарка у тебя есть?
— Да.
— Злая?
— Она на войне воевала. Запросто может загрызть человека.
Лора тряхнула длинными, разбросанными по плечам волосами.
— Пойдем купаться?
— Ага, идите, идите, — потер руки рыжий парень и шепнул мне на ухо: — Ты ей понравился. Она, знаешь, уже скольких отшила!
Лора плавала медленно, но красиво. Ее тень на дне была похожа на тень сорванной и плывущей по течению лилии.
— Давай играть
Она ныряла неглубоко, производила страшно много шума, и я легко находил ее.
— Ты, наверно, видишь в воде?
— Да.
— А у меня болят глаза. У тебя не болят?
— Нет. Я привык. Там, где жил, надо было плавать с открытыми глазами. Немцы наставили в воде много мин. Кто плавал с закрытыми глазами, подрывался.
— Ты по-всякому умеешь?
— Да.
— А на высокие деревья ты умеешь влазить?
— Да.
— А прыгать со второго этажа?
— Да.
— А на лыжах с крутизны?
— Умею.
— Ты, наверно, все умеешь?
— Там, где я жил, надо уметь все. Если не умеешь, подорвешься на мине или еще чего-нибудь… Это не то что у вас, тихий край.
Она перевернулась на спину и, раскинув руки, еле- еле водила ногами. Теперь ее тень на песке была похожа на тень самолета.
— А целоваться ты умеешь?
От неожиданности я хлебнул воды.
— Тьфу… Конечно…
— Ты со многими девчонками дружил?
— Да.
— Со сколькими… приблизительно?
— С восемью… Нет, с двенадцатью…
Она удивленно бултыхнулась со спины на живот. Я понял, что перехватил.
— А ты?
— Я ни с кем…
Она явно врала.
— Догоняй!
Мы легли в тень, под куст. Она действительно была очень красива. Особенно волосы. Желтые, густые, длинные, до самых плеч.
— У тебя правда было… двенадцать?
— Конечно.
— Поклянись.
— Клянусь.
— И ты их всех любил?
— Разумеется.
— Ты… наверно, не захочешь со мной ходить?
— Нет, почему же…
— Тогда давай.
— Давай.
— Без брехни.
— Без брехни.
— И чтоб больше ни с кем.
— Хорошо.
— Поклянись…
— Клянусь.
— Поцелуй меня.
Я неловко чмокнул ее в лоб. Она поморщилась.
— Так только покойников… А еще говоришь — двенадцать было.
Она встала, отряхнулась от песка и ушла к визжавшим по соседству девчонкам. А я поплелся к «кодле».
— Порядок? — спросил Шептун. Он все видел.
Вторая любовь (продолжение)
Судя по ручке ковша Большой Медведицы, было уже очень поздно, а мы все никак не могли выяснить отношения. Я уже, наверно, раз десять вставал со скамейки и начинал прощаться, потому что предстоял длинный путь и неподалеку в кустах мерз голодный, сонный Вад, но она удерживала меня:
— Еще нет двенадцати… Моя сестра всегда в час приходит…
— Но что делать так поздно?
— Поцелуй меня еще раз…
— Пожалуйста.
— Расскажи, за что ты меня любишь.