Грязные игры
Шрифт:
– Барда-ак!
– протянул наконец Седлецкий.
– Думал ли ты когда-нибудь, Турсун, что доживешь до такого позорного факта в биографии? Чем ты, майор героической Советской Армии, занимаешься? Отлавливаешь, как вредное насекомое, полковника, начальника особого отдела. Полковника, который героическую армию грабит. Барда-ак!
– Извини, - усмехнулся Мирзоев.
– Извини, Алексей Дмитриевич, но это факт не моей биографии, а биографии армии. И твоей биографии тоже.
Мы свое дело делаем. Чего остальным от души желаю.
– Ладно, замнем, - вздохнул Седлецкий.
– Как будем переправлять Адамяна?
– Как обычно. Бандеролью.
Седлецкий пододвинул телефон.
– Иез, - ответили в трубке.
– Произносите!
– Привет, дорогой Михаил Сергеевич! Это твой постоянный клиент. Нет желания завтра покататься?
– Хоть на Северный полюс!
– засмеялся извозчик "Тойоты".
– Далеко не поедем, обещаю. Нам бы в совхозах помидорчиков приглядеть.
– Нет проблем. Продукта в хозяйствах навалом, сговориться можно на любую партию.
– Подгребай часиков в девять к Нижнему рынку.
– О'кей, шеф! Что брать - плавки или пушку?
– И то, и другое. В дороге все сгодится.
Потом он позвонил в Ростов.
– Нужна бандероль...
– Хорошо. Завтра высылаю на нашу базу в Армавир.
19
"Можно ли опираться на силу дальше? Смею утверждать, что эту политику дальше продолжать нельзя, даже если очень хочется. И вот почему.
Во-первых, отсутствует система государственного и гражданского контроля за силовыми структурами...
Во-вторых, идет мощное разложение силовых структур, и не в силу действия каких-то внешних сил, на что принято ссылаться (западные разведки, пресса, депутаты), а по причине порочности самой системы и ее руководителей...
В-третьих, в новых условиях конфликтов силовые структуры уже оказались неспособными выполнить задачи по их предотвращению и локализации в строго заданных рамках соглашений, если таковые удавалось достичь..."
В. Лопатин.
"Президент и "человек с ружьем",
"Независимая газета",
1992, 17 ноября
С наступлением летних холодов у Акопова резко ухудшилось настроение, хотя он и пытался отвлечься работой в саду. Мелкий дождь, который проливался по утрам и надолго повисал на проводах и деревьях, раскисшая дорога, промозглый ветер... И постоянное ощущение сырости - даже в доме. Все это, конечно, не способствовало душевному комфорту. Но пуще всего донимала скука.
После большого съезда гостей дача Антюфеева опустела. Командарм Ткачев остался в Поваровке один. Изредка он выходил на балкончик, смотрел в хмурое небо и ежился от ветра. Затем исчезал в мансарде. И Акопов записывал одни и те же звуки: звяканье стакана, бульканье и вздохи. Правда, несколько раз по утрам за ним приходила машина. Командарм обряжался в форму и на несколько часов уезжал в Москву - вероятно, какие-то проблемы с передислокацией армии ему приходилось решать самому. Но большую часть суток Ткачев пил на даче. По вечерам он отправлялся гулять, закутавшись в плащ-накидку. За ним в отдалении тенью двигался охранник. Генерал доходил до озера и некоторое время стоял на берегу, нахохлившись, словно больная ворона. Потом возвращался на дачу, и бульканье в подслушивающих устройствах возобновлялось. Акопов ощущал тоску генерала как свою собственную и под этим двойным грузом все больше ненавидел непогоду и Поваровку.
Клетка, понял однажды Акопов. У нас клетка на двоих... Ему захотелось очутиться на жаре, на пути в желтому слепящему горизонту. Захотелось ощутить солнце на обожженных плечах и сладкий запах
И еще захотелось хорошенько выпить и закурить - впервые за несколько последних месяцев...
В то утро стояла обычная промозглая сырость.
Порывистый ветер срывал с яблонь ледяную влагу и с шумом швырял ее в стекла веранды. По крыше стучали обломанные сучья. Вдали над полем вставала иссиня-черная туча, медленно и неумолимо закрывая все небо.
– Как бы снег не пошел, - озабоченно сказала Людмила, поправляя перед зеркалом капюшон серой куртки.
– Или град... Редиску побьет.
Акопов ничего не ответил. Набросив на плечи байковое одеяло, он читал свою астрологическую книгу "Звезды говорят", бездумно пробегая взглядом по плохо оттиснутым строчкам.
– Пойду, - сказала Людмила.
– А то на электричку не успею. Не скучай. Ладно? Не вернусь к ужину - разогрей котлеты.
Акопов кивнул. Людмила шагнула за порог.
Пахнуло мокрой землей и сырым деревом. Хлопнула калитка - и фигурка в серой куртке мелькнула за молодыми кустами малины. Акопов сам бы с удовольствием съездил в Москву - с отчетом и за инструкциями, но генерал Ткачев удерживал его в Поваровке.
Он врастяжку попил чаю и немного согрелся.
Даже одеяло отбросил. Поднялся наверх, посидел несколько минут у подслушивающего блока. Из динамиков доносились равномерное похрапывание и равнодушный медленный стук большого маятника.
Генерал Ткачев боролся со скукой и непогодой с помощью сна.
Тогда Акопов оделся потеплее, взял зонтик и отправился в поселковый магазин у станции. Так захотелось курить, что чуть с ума не сошел. А ведь эту дурную привычку Акопов еще в разведшколе победил. Выблевал ее после кроссов, марш-бросков в противогазе, после силовых тренажеров. Правда, потом пару месяцев курил в Афгане. В самое свирепое время, когда готовилась эвакуация 40-й армии.
И еще - когда работал в банде у Степана. Но очень редко... А тут, значит, снова потянуло!
Магазин представлял собой обычную стекляшку с грязными заляпанными стеклами и давно не мытыми витринами. Несколько местных старух, сложив мокрые зонты на пустой прилавок, судачили с толстой продавщицей, обряженной в грязно-белый халат, лопнувший под мышками. Из прорех выглядывала ядовито-зеленая мохеровая кофта. В углу, на больших напольных весах, спал сном праведника пьяный грузчик в сандалиях на босу ногу. Акопов медленно прошелся вдоль прилавка. Замолчавшие старухи дружно уступили ему поле обзора. За стеклом стояли горки консервных банок, пакеты с крупой и пирамиды из шоколадных плиток. Акопов спросил пачку недорогих сигарет и бутылку водки.
И рискнул снова выйти под дождь, сжимая в губах сигарету и вдыхая запах табака. Мимо прошел от станции тяжелый грузовик и обдал Акопова мелкой водяной пылью.
Спички он забыл. Решил сократить путь и понесся вприпрыжку по лужам. Сначала перебежал мокрую пустошь, заросшую донником и цикорием. Намокшие по колени джинсы захлюпали. Узкий проулок, где крапива поднималась, словно джунгли, вывел его к задворкам дачи. Он перелез через ветхий забор, держась за обомшелую стену сарая.
И увидел гостей... Двое в одинаковых синих плащах с поднятыми воротниками топтались на крыльце. Один независимо разглядывал окрестности, другой ловко копался в замке. Выходит, за дачей все время наблюдали. Увидели, что хозяева ушли, - вот и нанесли визит. Дверь приоткрылась, и незваные гости исчезли внутри дома.