Гуд бай, Америка…
Шрифт:
— Раньше-то ты по-другому с людьми разговаривал, Пал Анатолич, а как генералом стал, так всё не по-людски. Помнится ты меня Ванькой звал, когда готовил к заброске в тыл к немцам.
— Но тогда тебе и было всего-то лет восемнадцать, а сейчас, небось, уже и полтинник разменял.
— Неправда Ваша, товарищ генерал. Девятнадцать мне тогда было. А полтинник, да. Разменял уже…
Откуда-то из темноты здания на свет вышел коренастый мужчина с будёновскими усами. Обвешанный пулемётными лентами, как революционный матрос и весь какой-то закопчённый,
* * *
— Ну, что скажешь, Вань?
— Да чего тут говорить? Слов нет. Одни матерные.
— Как всё было?
— А то сам не знаешь? Обложили со всех сторон, подогнали пару БТРов и начали палить из крупняка.
— И что? Никто не предупредил о том, что будет захват?
— Ну почему же… Нашлись хорошие люди. Мы к тому времени уже эвакуировали часть людей. Всю секретку обложили канистрами и гранатами. Последние уже через меня уходили. Ты же знаешь, у меня там в тире есть ещё один выход, правда не очень чистый…
— Да знаю я всё. Странно, что они об этом не знали.
— Ну почему же странно. Про это знал только я да Авдеев.
— Как он погиб?
— Ну, как… Выгреб у меня часть оружия. И до последнего пытался вести переговоры, оттягивая время, чтобы все успели уйти.
— Что? Вот так он один и отстреливался?
— Да, нет… Не один. Новенькая одна. Телефонистка наша. Она ему первому принесла новость о готовящемся нападении. А потом всё ко мне бегала и патроны ему носила. Вот она там и оставалась с ним до последнего. Ленкой её звали. Мелкая такая. Шустрая. Жалко её…
— Ну, а ты как выжил?
— Так я же в подвале. Чтобы ко мне попасть надо через коридор пройти. А у меня двойные стальные двери и бойница есть… Оружейка всё ж, не хухры-мухры. А потом когда звуки гранат и выстрелов стихли, пожар начался. Знать сработала закладка в секретном отделе. Хорошо горело. Сам что ли не видел? Всё чёрное…
— А ты чего ж не сгорел? — шутливым тоном спросил Судоплатов своего старого знакомого.
— А я и в воде не тону… — в том же тоне ответил старый оружейник. — Заперся я внутри. У меня тут есть и противогаз, и вентиляция принудительная выходит за пределы здания. Тир же. Иной раз тут так настреляют, аж глаза режет и слёзы текут…
— Как думаешь, стоит восстанавливать этот объект.
— Ну, это теперича тебе решать. Ты же у нас за главного.
— Да. Не удалось отсидеться в отставке на должности консультанта.
— Такие, как мы Пал Анатолич в отставку только вперёд ногами уходят.
— Это точно… Ладно. Скорее всего, будем новый объект с нуля строить. Учитывая и этот опыт тоже. В следующий раз они к нам и на танках не прорвутся.
— Не бывает таких крепостей, чтоб нельзя было взять. Найдут крысу и откроет он ворота ворогам.
— Не найдут. Отбор будет жёсткий.
— Человек завсегда
— Так было надо. Он, кстати, погиб. Помнишь, пацаны-двойняшки к тебе приходили пострелять?
— Конечно, помню. Один из них уж очень хорошо стрелял. С двух рук по мишеням и все в десятку.
— Вот-вот. Васин прикрывал их отход. Американцев там настрелял немерено. Но и сам погиб.
— Царствие ему небесное! — перекрестился старый прапорщик.
— Ладно. Пора мне. Тебе оставить тут людей ещё?
— Да не зачем. Сверху всё, что осталось эти выгребли. А ко мне стучались, но я их послал. Только вот пацаны мелкие начали шариться. Но я их пугнул вроде бы.
— Завтра… Максимум послезавтра я пришлю команду. Вывезем и тебя и твоё хозяйство. Пока на подмосковной базе поживёшь.
— Лады…
* * *
Машины уехали. Прапорщик запер обе стальные двери в подвале. Электричества после пожара в здании не было, но у запасливого Мосейчука с этим не было проблем. Он запалил керосиновую лампу, а чайник поставил не керогаз. В его долгой жизни порой бывали и не такие комфортные условия. Так что нынче у него просто курорт со всеми удобствами. Хорошо ещё, что подача воды осталась. И на этом спасибо.
Он достал початую бутылку водки и налил себе немного в гранёный стакан. Задумчиво глядя куда-то вдаль он долго держал стакан в поднятой руке, видимо вспоминая о чём-то. А потом проговорил вслух:
— Пусть земля им будет пухом!
После чего выпил залпом тёплую водку и занюхал сухариком ржаного хлеба.
02 октября. 1974 год.
США. Штат Техас. Даллас.
Алексей Тихий.
Саня меня просто ошарашил. Вошёл так и спросил сходу:
— Лёха! Ты умеешь управлять самолётом?
Ну а что я ему на это отвечу?
— Откуда? Я только прыгать из него с парашютом могу, да и только. А если без парашюта, то это только если он на земле стоит. Сань! Ты говори толком в чём дело! Не тяни кота за подробности!
— Да пилот новый мне не понравился.
— И чем. Если не секрет?
— Да тем, что он старый, как гавно мамонта. Да ещё глаза у него, как у снулой рыбы. Ты не поверишь, но он не улыбается.
— И что с того?
— Ты часто встречал американцев, которые не улыбаются?
— Ну… Не знаю.
— Вот именно. А он за время разговора ни разу… Повторяю: Ни разу не улыбнулся.
— Но он согласился лететь с нами дальше?
— Да. Согласился. Но только до Хьюстона.
— Ну и хрен с ним. Пусть у нас будет неулыбающийся пилот. Тут лететь-то всего несколько часов, как я понял.
— А вдруг он взлетит повыше, а потом угробит нас вместе с самолётом?
— Ты перегибаешь, Саня. С чего бы вдруг ему такое делать? Он же и сам тогда вместе с нами грохнется.